— Дорогая я не стану давить на тебя. Я люблю тебя, а что было в твоей жизни до того как ты попала в Ковент-Гарден меня не волнует. Пошли, скоро служба и обед, умираю с голоду. — Шарлота послушно кивнула и больше не проронила и слова насчет этого. Не знаю, что она скрывает, но пусть это будет лишь ее тайной. Мне, правда, не хотелось сделать ей больно таким вопросов. Поэтому по пути в столовую мы сменили тему насчет уборки и прочей ерунде.
В монастыре на данный момент было около тридцати женщин, не считая нас с Шарлотой и матери настоятельны. Еще был возничий, который жил на конюшни. Остальными делами занимались девушки. Выращивали овощи и зерновые культуры. Следили за небольшой мельницей и хозяйством. С города приезжали учителя, которые учили чтению, письму, этикету и прочим навыкам касательно женщин. И все они были женщины, мужчины не допускались в аббатство. Возничий ни разу не переступил порог монастыря. Его задача была только одна следить за лошадьми и ездить в город поуказаниям матери настоятельницы при необходимости. Разумеется, мужчинам строго вход был запрещен.
Обед проходил в тишине, ни кто не разговаривал, будто все скопом приняли обет молчания. Было жутко не комфорта находится в таком месте. От чего у меня напрочь пропал аппетит. Выпив теплого молока и съев небольшой кусочек горячего ржаного хлеба, я поспешила в обратно в библиотеку. По пути мне попалась одна из монахинь к сожалению я не запомнила ее имени. Она сообщила, что меня ждут в исповедальне.
— А что если я еще не готова исповедоваться?
— Почему ты так думаешь?
— Не знаю, — пожимая плечами, я шла вслед за женщиной, чье лицо было покрыто грубыми шрамами от ожогов.
— Поверь, это ты сейчас не готова. Но как только зайдешь то поймешь, как тебе это было необходимо. Грехи это лишний груз на наших плечах. Господь простит все, что ты сделала в этой жизни.
— Я не чего не сделала такого, за что мне пришлось бы каяться перед Богом.
Женщина больше не чего мне не сказала. Доведя меня до исповедальни, она тут же ушла.
Войдя в исповедальню, я тут же опустилась на колени и сложила руки перед собой. Я не знала, кто находиться по ту сторону перегородки, лишь слышала тихое мирное дыхания. Скорее всего, это мать настоятельца, ведь выше ее в этом монастыре не кого нет.
Я молчала и человек по ту сторону тоже. Мне не в чем было каяться, на мне нет не каких грехов. Или есть?
— Ты пришла исповедаться или просто помолчать дитя? — как я и подумала, по ту сторону мать настоятельца.
— Мне не в чем покаяться! Мать настоятельница! Ибо за мной нет греха!
— Отнюдь! Мне известна, о твоей греховной связи с герцогом Дефо! — язык прилип к небу, от одного его имени в горле пересохло. — Так же мне известно, что на момент вашей тайной любви, герцог был помолвлен с графиней Моденской. — глаза защипало от слез, как она об это узнала? Вильям! Не ужели он на столько меня предал? Как он посмел? Нужно, что то сказать в свою защиту. Но губы сухие и совсем не слушаются.
— Я… Меня и герцога не чего не связывало. То есть, да я не стану лгать что влюбилась в него, но после того как он признался… — мысли путались в голове, первые соленые дорожки покатились по щекам. — Нет, я узнала это через пару дней после того как нас чуть не убили на Лондонском мосту. Я не знала что он отдал свою руку и сердце другой… Но, между нами не было греха… — со всхлипом произнесла я.
— А как же греховные мысли?
— М… Мысли…
— Да, дитя мое мысли! Не замужней женщине, не пристала даже думать о мужчине, если она не замужем за ним. Тебе ведь известны семь смертных грехов?
— Гордыня, Жадность, Гнев. Зависть, Чревоугодие, Уныние и Прелюбодеяние… — сдавленным голосом произнесла я.
— Хорошо, какие семь добродетелей сопутствуют этим грехам?
— Целомудрие, Умеренность, Щедрость, Трудолюбие, Терпение, Благодарность и Смирение… Я не понимаю, зачем вы задаете мне эти вопросы, из всего перечисленного за мной не…
— Гордыня! Ты возгордилась тем, что можешь носить мужскую одежду и оружие. Гордыня, высокомерность и эгоизм ослепляет человека. Тебе известна, что гордость являлась самой выдающейся чертой дьявола. Гордыня — это состояние «анти бога», положение, в котором эго и личность прямо противоположность Господу. — после это я не смогла сдержать своих слез. Они шли бесконечным потоком, застилая все лицо.
— Как только ты покаешься, весь этот груз сойдёт с твоих плеч. — Я все всхлипывала, не как не могла взять себя в руки. Голос предательски дрожал.
— Я хочу покаяться, — с трудом выдавила я, — Ибо я согрешила. Посмела желать мужчину, который мне не принадлежал. Но клянусь Господом, я чиста, ибо знаю какая меня ждала бы участь и кара небес за этот поступок. Это были лишь мысли, не более. А что касается ношения мужской одежды и оружия. — Я утираю нос рукавом своего платья. — То я была вынуждена пойти на это. Я лишь хотела приносить людям реальную помощь, не только молитвами, но и делом. Я спасла многих за это время, как взрослых мужчин и женщин, так и детей. И за это я не намерена нести наказания Господа, ибо он видел все мои деяния и не отверг их.
Мать настоятельница глубоко вздохнула, скорее всего, последние, что я сказала ей явно не понравилась. Но она все же промолчала.
— Можешь идти, и продолжить своим обязанности. Я отпускаю твой первый грех, ибо слышу в твоих словах искреннюю правду. Перед снов прочти молитву.
Я молча вышла, все так же утирая слезы. Мне нужно привести себя в порядок как можно скорее. Чтоб бедная Шарлота не увидела этого. Ведь я пообещала ей, что у нас теперь новая жизнь. А сама только что снова утонула в своих чувствах, и невыносимом отчаяние.
Умывшись, я вернулась в библиотеку. Шарлота во всю обтирала пыль от старых книг.
— Как прошло? Но судя по твоему нездоровому цвету лица и припухших глаз, не очень. — Я лишь улыбнулась, но не чего не ответила. Взяв ведро с чистой водой, и тряпку я отправилась убирать свою часть. До самого вечера мы больше не говорили, каждая была занята своим делом, погружена в свои мысли.
Меня не покидала мысль, чтоб было, если б Даниель не влез в ту ночь в мой дом. Как бы сложилась моя жизнь? Скорее всего, меня б уже убили… Брр мороз по коже от таких мыслей. Но если реально смотреть на все происходящие, то так оно и было бы. Не спаси он меня тогда в трущобах. Мое тело уже бы кормило червей. Фу, какая гадость.
А что если это была судьба? Что если сам Господь послал мне его в ту ночь? Почему я раньше об этом не задумывалась. Но если это был действительно Божий промысел, тогда почему он так безжалостно отнял его у меня? Почему все кого я люблю либо мертвы, либо не предназначены мне? Столько вопросов и не одного ответа.
***
Спустя неделю нашего беспрекословного рабства в этой библиотеке, она снова сияла чистотой. Мы с Шарлотой не могли не гордиться своим трудом и заботой к этому помещению. Мать Настоятельца похвалила нас, на ее лице явно была удовлетворительная улыбка.
— Молодцы девушки! Не зря я возложила на вас этот весьма не посильный труд. Признаюсь я слегка сомневалась что вы справитесь, но теперь с гордостью могу сказать что эти книги не когда не находились в таком порядке. — И ведь действительно, мало того что мы избавились от всей пыли и грязи. Шарлота составила список и разбила книги по секторам. Так легче всего было все отсортировать. И выстроить порядок. На двери мы повесили список, где и в какой секции стоит та или иная книга. Это, несомненно, облегчит всем нахождения нужного экземпляра. Монахине жившие в стенах аббатства не переставали восхищается и все чаще приходить в библиотеку. Даже просто посидеть за столом и в тишине почитать. Ведь теперь это место не вызывало уныние и страх, оно приносило спокойствие и умиротворения.
Прошло еще около двух недель, к тому времени я уже привыкла к этой жизни. К этой жесткой одежде, к бесконечным молитвам и работе. Но вот сердце все так же предательски болело и скучало по дому. Я скучала, по всему, по моему дому, по моим книгам, по брату. В душе я простила ему это все, но только мне выпадет случай его увидеть, все, что скопилось во мне за это время. Я выплесну на него. Ведь он все же не имел права решать за меня.