Они знали, для чего понадобились, для какой цели работают с утра до ночи. Чтобы «прогуляться» по Франции и потом водрузить на красивую голову своего короля французскую корону. Разве он не имеет на нее все права? Ведь он из династии Плантагенетов, а еще ее родоначальник, король Генрих II, владел графством Анжу во Франции, отчего и назывался Анжуйским. К тому же мать Эдуарда разве не дочь французского короля? Французы твердят, что по их закону королевский престол не может перейти к женщине. Но ведь это ИХ закон, а не наш. И Эдуард-то это мужчина, да еще какой!
В общем, англичанам хотелось верить в справедливость притязаний их короля на французский трон — и они верили в это.
Повсюду в стране под стук топоров и молотков, под звон наковален звучали речи о том, что Филиппу Валуа не усидеть на троне, потому как все англичане готовы в любую минуту пойти и посадить на него своего любимого монарха.
К следующему лету наготове была армия из двадцати тысяч воинов, и они не прохлаждались без дела, а учились как следует владеть оружием — луком, копьем, мечом, боевым топором… Они обрушат все это на противника, когда придет срок.
* * *Если бы Филиппа опять не ожидала ребенка, она бы непременно отправилась с мужем и его огромной армией на континент.
Но ей пришлось только с печальной улыбкой взирать на готовящегося к походу супруга, который часто напоминал ей малое дитя, получившее наконец долгожданную желанную игрушку.
Он был уверен в победе, что ее совсем не удивляло: это было ему свойственно — верить в успех. Тоже, в общем-то, детская черта, но она помогала справляться с трудностями или напрочь отметать их. Верой в удачу, в победу он умел заражать других, и они верили ему и в него. Если же очередная мечта не сбывалась, он не тратил время на то, чтобы сокрушаться, не рвал на себе волосы, но тут же придумывал что-либо новое — указ, поход — и хотя бы частично, но добивался успеха.
Так и теперь — потерпев неудачу в превращении Фландрии в свое герцогство, он немедленно переключил все помыслы на прямую атаку Франции, не представляя, быть может, до конца размеров этого предприятия и во что оно выльется.
Перед расставанием он был особенно нежен с Филиппой и детьми.
— Я вынужден вновь покинуть тебя, дорогая, — говорил он жене. — Но ты остаешься не только королевой и моей любимой супругой, ты будешь временным правителем при малолетнем нашем сыне Лайонеле, который станет попечителем королевства. И не страшись: рядом с вами всегда будет граф Кентский, он знает, что и как делать.
Восьмилетний Лайонел, когда его привели к отцу, серьезно выслушал слова о том, что с этих пор он будет называться попечителем королевства. Правда, что это такое, он знать не знал, но звучало весьма внушительно и можно было похвастаться перед младшими братьями, а также поставить на место старших сестер, чтобы не задавались. В основном это относилось к Изабелле, отцовской любимице.
Когда он спросил у матери, что надо делать, та объяснила ему, что необходимо лишь слушать и исполнять то, что она скажет. А что все-таки? — поинтересовался мальчик, и мать ответила, что, например, нужно присутствовать на заседаниях парламента и, когда он будет там, вести себя спокойно, не бегать, не шуметь, а слушать, о чем говорят, или хотя бы делать вид, что слушаешь…
Такое показалось не чересчур трудным, и он успокоился.
Король Эдуард и его старший сын отбыли, и период временного правления начался.
Но вскоре королева уехала из Лондона в Виндзор, где по прошествии некоторого времени родила еще одну девочку, крещенную под именем Маргарет. Это был ее десятый ребенок, восемь из которых жили и здравствовали.
* * *«Ласточка» плыла по неспокойному морю. На палубе стояли Эдуард, принц Уэльский, его друг Уильям Монтекут, после смерти отца унаследовавший титул графа Солсбери, и с ними сэр Джон Чандос.
Эдуарду очень нравился этот человек, он преклонялся перед ним, гордился его дружбой. Джон был намного старше принца, он ненавязчиво учил его жизни и был в глазах юноши лучшим на свете рыцарем — смелым, сильным и благородным, он ненавидел выказывать превосходство над слабыми и преклоняться пред могущественными. Эдуарду никогда не бывало с ним скучно, хотелось видеть его как можно чаще. Уильям Монтекут был всего на каких-то два года старше Эдуарда, но не уставал подчеркивать старшинство и как следствие этого — мудрость и жизненный опыт. Но этого мало. Между юношами было соперничество — о чем принц не мог до сих пор забыть — за Круглым столом во время недавнего грандиозного турнира в Виндзоре, соперничество за внимание прелестной Джоан Кент. Правда, страдания юношей были напрасны: к их удивлению, даже негодованию, красавица явно отдавала предпочтение третьему — Томасу Холланду, хотя тот не такой знатный и намного старше. Что ж, женщины с их капризами непредсказуемы…