— У него были женщины, — возразил король. — Так что он уже не мальчик. Я хочу увидеть внука, и как можно скорее.
— Мне кажется, он проявляет какой-то интерес к Джоан Кент, — задумчиво проговорила Филиппа. — Она очень красивая девушка, верно?
Стараясь не встречаться с супругой взглядом, Эдуард согласился с ней. Действительно, Джоан настоящая красавица, желанная для многих и многих… Он подумал, что, быть может, не стоило ему поступать так сурово с самим собой, налагать на себя строгие ограничения и подавлять страсть. Другие монархи, он знал это, ведут себя куда как вольготнее. Почему же он?.. И сразу ответил себе: потому что любил и любит Филиппу и не хочет ничем огорчать ее…
Но все же Джоан Кент… Как она хороша! Невольно он сравнил гибкую, тоненькую девушку, ее удивительно манящее тело, зовущие глаза, улыбку, в которой тоже чудилось приглашение, с женщиной, что была сейчас перед ним, с его Филиппой… Какой толстой она стала! И тяжело дышит, когда ходит, а ходит уже с трудом.
Он честно старается все время видеть в ней ту давнюю девушку со свежим лицом, что была его невестой, а потом стала молодой женой. Он был когда-то так увлечен ею. Она всегда такая домашняя, уютная… своя…
— Джоан Кент… — повторил он. — Мы не скажем «нет» этому союзу, не так ли, дорогая? Но надо спросить у нее. Это должен сделать он сам.
— Может быть, ты поговоришь с ним, Эдуард?
— А может, это сделаешь ты, Филиппа?
Она согласилась, хотя чувствовала, что разговор будет непростым. Принц скорее всего постарается избежать прямого ответа.
А Эдуард подумал, что ему будет очень непросто, если обольстительная Джоан станет его невесткой.
Это может по-настоящему нарушить душевный покой… * * *
Прибывшая вскоре в Англию шотландская королева Джоанна больше всего общалась с Филиппой, у нее она находила утешение и понимание. Король Эдуард, ее брат, был с ней ласков, но они оба испытывали неловкость в беседах друг с другом. Все очень сложно: его зять находится у него в плену, сестра же, принятая как почетная гостья, просит освободить мужа, но брат не хочет этого делать. Человеку, который всегда глубоко чтил семейные отношения — а именно таким был Эдуард, — подобные обстоятельства казались невыносимыми. Оттого он и старался как можно реже видеться с Джоанной и предпочел бы, чтобы она вообще не приезжала.
Но она приехала, он сам разрешил ей, и все настойчивей просила за мужа. Однако Эдуард был тверд. Он объяснил ей, что, если выполнит ее просьбу, это будет означать новую войну, новые набеги шотландцев на приграничные земли Англии. А этого он позволить не может. Его страна и так разорена черной смертью, как, впрочем, и Франция, как вся Европа, вся земля… В такое время особенно опасно давать волю безрассудным людям, подобным королю Давиду.
Джоанна с этим не могла не согласиться, но пыталась все же через Филиппу склонить брата к заключению мирного договора с Шотландией, одним из пунктов которого было бы освобождение Давида.
Филиппа отвечала, что Эдуард никогда не пойдет на такое, и бедная Джоанна говорила, что пускай тогда ее тоже объявят пленницей, как и ее мужа.
Что могла сказать ей на это Филиппа? Что у Давида уже есть подруга по заточению — красивая и бесстыдная Кэтрин Мортимер? И что сам Давид неоднократно заявлял во всеуслышание, что скорее предпочтет остаться пленником вместе с ней здесь, в Англии, чем вернуться к жене в Шотландию? А уж если все-таки вернется, то только в сопровождении драгоценной Кэтрин…
Пускай уж, думала Филиппа, бедняжка Джоанна уедет обратно, не ведая о желаниях беспутного мужа, полная жалости и сочувствия к нему. Так будет легче для нее какое-то время…
Ничего не добившись, Джоанна стала готовиться к отъезду.
Она посетила гробницу отца, Эдуарда VII, в Глостере. С печалью думала о его несчастливой, неудавшейся жизни, страшном конце и не могла не сравнивать с жизнью собственной, никчемной и полной страданий.
У нее было не так уж много драгоценностей, но некоторые из них она оставила в его усыпальнице в знак памяти о тех редких встречах с ним, красивым, веселым, благосклонным к детям.
Она истово помолилась о его душе, а затем отправилась из Глостера в замок Райзинг, чтобы повидаться с матерью.
Королева Изабелла вела сейчас спокойную полузатворническую жизнь. Несмотря на годы — ей было около пятидесяти, — она оставалась почти такой же красивой, как прежде, и окрестные жители обожали ее и называли не иначе, как леди Щедрость. Ничто, казалось, не нарушало сейчас ее душевного покоя, от угрызений совести, если они и мучили ее когда-то, не осталось и следа.