У нее был такой расстроенный вид, такой молящий голос, что он не мог не пожалеть ее, не попытаться успокоить.
— Я знаю, вы желаете мне добра, миледи, — сказал он, стараясь, чтобы его слова звучали убедительно.
— Разве я не любила тебя всегда? — продолжала она. — Разве ты не был для меня самым дорогим в жизни? Когда я так страдала в прежние годы, меня согревали и придавали силу лишь мысли о тебе!
— Знаю… знаю. — Он был явно растроган тем, что услышал. — Я ни в чем не обвиняю, миледи, ВАС…
Он так явно подчеркнул последнее слово, что Мортимер не мог этого не заметить, но лишь пожал плечами.
— Какой все-таки еще юнец, — сказал он Изабелле, когда они остались одни. — Однако шотландский поход, который он возглавил, как ты помнишь, не без нашего содействия, научил его кое-чему, надеюсь. Еще долго он будет помнить, что может случиться, когда он пытается действовать самостоятельно.
— А если он узнает о ловушке, которую ты расставил для Кента? Что тогда?
— Как это ему удастся? Разве он узнал правду о смерти отца?
— Пока еще нет.
— О моя любовь, зачем эти трагические нотки? Отчего ты так напугана все последние дни? Ведь ничего не изменилось.
— У меня плохие предчувствия, Мортимер… О Боже, не следовало убивать Эдмунда Кента… Это было слишком!
— Это было необходимо для нашего блага, дорогая. Пускай все поймут, что со мной шутки плохи. А что касается твоих предчувствий, забудь о них, пока я с тобой…
Он поднялся с кресла и встал перед ней во весь рост — могучий, красивый, уверенный в себе… Чересчур уверенный и даже страшный этой уверенностью, этой убежденностью в своей силе и неодолимости.
В самом деле, какой опасностью может грозить казнь Кента? Наоборот, она лишь усилит его, Мортимера, влияние на все, что происходит в Англии. И то, что он успел уже наложить руку на большую часть принадлежавших Кенту владений и имущества, тоже лишь увеличит его силу. Люди поймут, с кем имеют дело, и поостерегутся предпринимать что-либо ему наперекор.
Глава 5 КОНЕЦ МОРТИМЕРА
Было десять часов утра пятнадцатого июня, и в воздухе над замком Вудсток повисло ожидание.
Все были в волнении, одна Филиппа спокойна. Женщины, окружавшие ее, говорили, как это поразительно для такой юной роженицы, тем более что ребенок у нее первый. А было ей тогда семнадцать лет.
— Я буду совсем счастлива, — говорила она придворной даме леди Кэтрин Харингтон, — если родится мальчик.
— Не полагается много думать о том, какого пола родится ребенок, миледи, — отвечала ей многоопытная матрона, которую Филиппа сразу полюбила и приблизила к себе, как только они познакомились.
— О, не думайте, что я не стану любить девочку! Мальчика я хочу не ради себя, но ради Эдуарда. Он так будет рад, если родится сын. Представляете, Кэтрин? Мальчик, похожий на отца. Такой же красивый, высокий, светловолосый!
— Будем молиться об этом, миледи.
— Милый Эдуард… Он так желал находиться рядом со мной в эти дни. И вскоре он будет здесь. Но зачем ему видеть, как я страдаю, ведь правда? И страдать самому… Пускай уж приедет, когда все окончится, когда мальчик будет у меня на руках.
— Не стоит искушать судьбу, миледи, — осторожно заметила леди Харингтон. — Скоро увидим, кто будет у вас на руках…
Филиппе и Кэтрин было приятно и легко друг с другом, несмотря на разницу в возрасте. Они много беседовали о детях, о том, как их лучше воспитывать, и незаметно наступило пятнадцатое июня, о котором и в поздние годы Филиппа будет вспоминать как об одном из самых счастливых дней в жизни, потому что утром этого дня у нее родился ребенок — сын! — с таким осмысленным и любознательным личиком, что Кэтрин Харингтон просто диву давалась.
Измученная, но торжествующая Филиппа попросила, чтобы ей дали ребенка, этот плод их полнокровной любви с Эдуардом.
— Господь проявил ко мне милость, — сказала она, держа его на руках. — Ничего лучшего Он не мог бы для меня сделать! Нужно непременно сообщить Эдуарду.
— Я отправлю вашего пажа Томаса Приора с радостным известием, — ответила Кэтрин.
— Да, пусть король явится поскорее! Я хочу увидеть его лицо.
— Оно расцветет от счастья, когда вы покажете ему малютку!..
Эдуард не заставил себя ждать. Он примчался так быстро, как только мог; он был в восторге от первенца и наградил гонца, сообщившего ему радостную весть, ежегодным содержанием в сорок фунтов.
Слезы увидела Филиппа на щеках своего супруга, когда тот опустился на колени возле постели и поцеловал ей руку.