— Как прекрасно, как живо и образно она пишет! — воскликнула Филиппа. — Будто побывала дома. И знаешь, что еще?..
Он видел, что Филиппа радостно возбуждена.
— Хорошая новость, Эдуард! — продолжала она. — Моя мать хочет нанести нам визит.
— Тебе это будет особенно приятно, — любезно заметил он.
— Да, разумеется, я так и напишу ей. И про тебя тоже — какой ты изумительный и как мне хорошо с тобой. Я каждый день пишу про это.
— Не забудь в числе изумительных упомянуть и нашего сына, — с улыбкой сказал Эдуард.
— О, конечно! Разве я могу забыть?
— Кстати, что он поделывает, этот маленький разбойник?
— Как всегда, кричит, чтобы привлечь мое внимание. Жить не может без меня!
— Я не стану осуждать его за это. — Эдуард снова улыбнулся, с любовью глядя на супругу.
— И он уже все понимает, что происходит вокруг, такой умница, клянусь тебе!
— Не сомневаюсь, — согласился король. — Он разделяет с нами заботы, связанные с нашими отношениями с Шотландией, Францией, и все остальные. Особенно внутренние.
Она уловила, что в последних его словах прозвучала горечь, и быстро добавила:
— Все глаз не могут отвести от крошки Эдуарда! Говорят, с каждым днем он становится все больше похож на тебя.
— Тогда, пожалуй, он уже на пути к тому, чтобы стать вместилищем всех на свете достоинств… в глазах его матери. Верно?.. А теперь расскажи подробней о предполагаемом визите. — Король сменил шутливый тон на серьезный.
— Мать пишет, что хочет все увидеть своими глазами.
— Значит, мы должны как следует подготовиться, чтобы не ударить лицом в грязь.
— О Эдуард! Как ты добр ко мне!
Он мрачно усмехнулся про себя, потому что хорошо знал: все торжества будут оплачены из тех денег, которые Филиппа привезла с собой как свадебный подарок. А собственных денег в казне — кот наплакал. Да и когда бывало по-другому? Плантагенеты всегда славились расточительностью. Одни короли тратили больше на себя — как, например, Генрих III, другие — на фаворитов, как мой несчастный отец или моя мать… Некоторые — на постоянные войны, таким был мой дед… Ну а я? Я, кстати, не прочь покрасивей одеться. Люблю, чего греха таить! Но разве король не должен появляться в пышном одеянии, чтобы поразить своим видом и друзей, и врагов? Не в рубище же ему ходить, в самом деле! Иначе как отличить его от простого смертного?..
Он встряхнул головой, чтобы отогнать эти мысли, и продолжил разговор:
— Да, нам следует порадовать гостью отменным приемом! А твой отец приедет с ней?
— Он не может уехать из Эно, у него какие-то дела. И с ним там сейчас Изабелла, единственная из моих сестер, кто еще не замужем.
— Полагаю, и она долго не задержится в девичестве.
— Не смейся. Ей так грустно без нас — все разъехались. Я — здесь, Маргарет — замужем за императором Людовиком Баварским, Жанна — за графом Жюльерсом. Все стало по-другому в нашем доме — семья распалась.
— К разговору о семье, дорогая, — сказал Эдуард. — Я хочу, чтобы моя сестра Элинор приехала к тебе.
— Приехала? Ты имеешь в виду, она останется со мной?
— Да, при твоем дворе. То, что случилось с матерью… После этого мы все так много пережили, думаю, Элинор тоже. Я, правда, не разговаривал с ней об этом, но тебе, полагаю, будет легче поговорить и утешить, если потребуется. Возьми ее под свое покровительство.
Филиппа смотрела на него участливым взглядом.
— Дорогой Эдуард, я сделаю все, что смогу. Давно ждала подобного разговора.
Он тоже посмотрел ей в глаза и подумал, есть ли еще у кого-либо такая жена?
И решил: нет и быть не может!..
* * *Для Элинор было счастьем приехать ко двору Филиппы и остаться там. Молодая королева тепло приняла девочку, и та отогрелась душой в ее обществе.
Юная Элинор претерпела уже немало душевных потрясений. Она рано поняла, что ее родители враждуют друг с другом. До ее ушей доходили слухи о каких-то странных отношениях отца с другом и советчиком Хью Диспенсером, его тело они с Джоанной увидели позднее из окон замка болтающимся на веревке, и долго после этого им снилась эта жуткая картина. Потом отец куда-то исчез, а мать вернулась из Франции с темноволосым неприятным мужчиной по имени Роджер де Мортимер. Вскоре отец умер, а мать еще больше отдалилась от них, и сестры стали еще больше бояться ее.
Чуть ли не единственным утешением Элинор в эти годы была ее нежная дружба с Джоанной, и новым ударом судьбы стал для нее отъезд младшей сестры в Шотландию. О, как они обе плакали, прижимаясь друг к другу в ночь перед расставанием, расставанием, они это чувствовали, — навсегда.