— Ты говоришь очень разумно, — похвалил он, — но, увы, наши люди никогда не отдавали должное ткацкому ремеслу. Они не привыкли работать так тяжело и усердно, как у вас во Фландрии. Им нравится держать овец, выгонять их на пастбище и ждать, когда наступит время стрижки.
— Но разве они не понимают, что станут гораздо богаче, если начнут как следует работать? — искренне удивилась Филиппа. — Стране необходимо процветание, Эдуард, тогда люди будут счастливее и спокойнее.
Он задумался над ее серьезными и справедливыми словами.
— Ты можешь сказать мне яснее, что у тебя на уме? — спросил он.
Ответ не заставил себя долго ждать:
— Я бы сделала вот что… Привезла бы в Англию лучших ткачей из Фландрии. Создала бы здесь целое поселение. Они начнут выделывать сукно… сначала немного, потом все больше… И у нас будут свои ткани, самые лучшие в мире.
— Моя мудрая королева! Но с чего же начать?
— Ты разрешишь мне написать одному человеку, самому искушенному в ткацком деле из всех, кого я знаю?
— Дорогая жена! Сделай это немедленно!..
Она так и поступила, и вскоре во Фландрию было отправлено ее послание к некоему Джону Кемпу. Если он согласится приехать в Англию с мастерами и подмастерьями, писала ему Филиппа, а также с необходимым имуществом, то будет находиться здесь под особым покровительством короля, ибо он, король, полон желания создать у себя в стране процветающее ткацкое производство и возлагает на означенного Джона Кемпа большие надежды…
Переписка затянулась — Джон Кемп пожелал многое прояснить и уточнить, прежде чем дать согласие, — но дело все же сдвинулось с места, и по прошествии года в графстве Норфолк зародилось производство шерстяных тканей, которому суждено было принести в будущем процветание не только этому графству, но и всей Англии на долгие-долгие годы.
* * *А принцесса Элинор собиралась замуж. В избраннике — а им стал не кто иной, как Рейнольд, граф Гельдрес, — она видела нечто невообразимо привлекательное, даже возвышенное. Наверное, тут не обошлось без влияния рассказов Филиппы, но Элинор легко убедила себя, что у нее тоже любовь с первого взгляда. А может, так оно и было?
Ей исполнилось тринадцать, но многие девушки в этом возрасте уже выходили замуж, да и Филиппа была не намного старше, когда обручилась с Эдуардом.
Насколько Элинор могла видеть, ее возлюбленный пришелся по вкусу Эдуарду, и он одобрял предстоящий брак сестры.
Филиппа подозревала в этом одобрении причины политические и вновь стала задумываться, продолжает ли ее супруг помышлять о французской короне, потому что ему тогда необходимо заполучить как можно больше друзей и сторонников на континенте. Так поступили в свое время его мать и Мортимер, когда обратились к ее отцу, графу Эно, за помощью. «Если бы не политическая необходимость, — подумала она с содроганием, — они с Эдуардом никогда бы не встретились, не полюбили друг друга… Как много зависит от случая…»
Случаем было и знакомство Элинор с Рейнольдом. Счастливым ли — станет ясно только в будущем, но Филиппа надеялась на лучшее и искренне поддерживала в юной девушке родившееся первое чувство, тем более что знала: Эдуард хочет этого брака.
— …Ой, в нем столько, что так волнует… — сбивчиво говорила Элинор Филиппе об избраннике, и в самом деле очень волнуясь.
Филиппа соглашалась с ней.
— Правда, он такой старый, этот Рейнольд… — протянула Элинор и умолкла, ожидая, что собеседница станет яростно разубеждать ее, и так оно, к ее удовольствию, и произошло.
— Совсем не старый, — возразила Филиппа, — а, как говорится в таких случаях, искушенный и умудренный жизнью.
— А ты могла бы полюбить Эдуарда, если бы он до тебя был уже женат?
— Я полюбила бы его, что бы с ним ни случилось! — страстно воскликнула Филиппа.
— Даже если у него было бы четыре дочери?
— Хоть сто! Я любила бы их всех, как сестер!
— Ну, дочери или сестры — это все-таки разница.
— Если любишь, то никакой разницы нет.
Элинор решила спросить о более определенном:
— А как, по-твоему, он красивый? Я говорю о Рейнольде.
— Очень! — уверенно сказала Филиппа.
— У него в стране его называют Рейнольд Смуглый. По-твоему, у него темный цвет лица? Скажи!
— Да, но это ему очень идет. Он выглядит таким сильным и… немножко свирепым. Как настоящий мужчина.
— А мне больше нравятся светлые. Такие, как наш Эдуард.
— Я полюбила его не за цвет кожи, не думай, — решительно заявила Филиппа.
— Я и не думаю… Но смуглое лицо это и правда очень красиво. Верно?