Робер презрительно рассмеялся.
— Любого, кто взойдет на престол после тех трех недоумков, назовут достойным. Хвала Господу, их правление было недолгим!.. Кстати, ваша прекрасная мать, как вам известно, была и остается их сестрой, а потому после их царствования — если это можно назвать таким словом — все права на престол принадлежат только ей, и никому другому!
— Но вы хорошо знаете, Робер, что во Франции действует Салический закон, согласно которому наследование по женской линии запрещено.
Робер снова щелкнул пальцами.
— Я не говорю о том, что должна править Изабелла. У нее, к счастью, имеется сын, милорд, которого вы не можете не знать… — Он ухмыльнулся. — Сын, уже носящий на голове корону. Корону Англии. Почему бы ему, этому молодому, полному сил мужчине, вместо того чтобы играть в военные игры с ничтожной Шотландией, которая и так сама падет к его ногам, почему ему не вступить в борьбу за другую корону, более достойную его ума и усилий?
— Ах, Робер, вы почти убедили меня. Но подумайте, сколько крови должно пролиться при осуществлении подобных планов. Их ведь не решить за месяц и даже за год. Предвижу, борьба будет очень долгой…
— Ничто великое не дается легко!
— И опять вы правы. Благодарю за то, что печетесь о величии Англии. Хотя…
— Это будет только справедливо, — поспешил сказать Робер.
Разговор происходил в лесу во время конной прогулки, и, когда к ним подъехал кто-то из королевской свиты, Робер предпочел ретироваться. Он и так уже сказал достаточно. На какое-то время. Впечатление от его слов будет более глубоким, а результат более плодотворным, если вливать яд постепенно. Небольшими дозами.
Забавно будет, продолжал размышлять Робер, если и вправду начнется настоящая война. Король Филипп перепугается до смерти… Ведь он не хочет ее. Ему выгоднее, чтобы страна при нем жила спокойно, без лишних потрясений, — их и так было достаточно в прошлые годы… Интересно, что он почувствует, если все-таки вынужден будет вступить в войну, дабы отстоять свой трон?..
Робер испытал прилив сил. Он чувствовал себя прекрасно — как рыба в воде, — что бывало всякий раз, когда начинал плести очередную интригу.
Война! — мысленно воскликнул он и прищелкнул пальцами. Война между Англией и Францией. Это звучит серьезно. Филипп коварен и неглуп. Эдуард молод, но уже достаточно искушен. Спор между ними может воспоследовать длительный и обещает быть интересным…
Он был доволен собой. Никогда раньше его козни не оплачивались такой высокой ценой.
Что ж, посмотрим…
* * *Эдуард понимал, что его шансы сбросить с трона короля Филиппа не слишком велики. Военные действия на чужой и довольно далекой земле всегда считались делом нелегким; даже простая защита собственных владений во Франции требовала немалых усилий от всех английских королей, начиная с Вильгельма Завоевателя. Война с близкой Шотландией истощила казну его великого деда и, как считают многие, привела того к преждевременной смерти. И сейчас в этой стране бессмысленно ожидать скорого замирения… Нет слов, чертовски приятна мысль о правах на французский престол, но следует ли от мыслей о правах переходить к делу и пытаться отвоевать корону силой оружия — это требует самых серьезных раздумий. Правда, Робер д'Артуа непрерывно подстегивает его разговорами, не перестает убеждать, что дело это вовсе не трудное, если взяться с умом. Но Эдуард уже знает, что такое война и насколько легче рассуждать о ней, чем сражаться на поле брани. Помимо всего прочего, хватает дел самой Англии, которые требуют постоянного внимания.
Его не оставляло стремление найти и покарать убийц отца. И наконец их поиски завершились.
Зять Мортимера Томас Беркли, в чьем замке произошло убийство, был уже арестован, но сумел доказать, что находился далеко от замка в тот роковой день и потому никакого отношения к смерти короля Эдуарда II не имеет. Он был, правда, опозорен и впал в немилость, но наказания не последовало.
Другой человек, замешанный в аресте короля и содержании его под стражей, Джон Молтреверс, продолжает скрываться во Фландрии и, по слухам, немало способствует сейчас оживленной торговле этих провинций с Англией, так что пускай этим и занимается.
Уильяма Огла, главного исполнителя мерзкого убийства, удалось схватить в Неаполе. Но Эдуард опасался, что, если этого человека доставят в Англию и тот заговорит, то порасскажет такое — и про королеву Изабеллу тоже, — о чем лучше молчать. Поэтому Уильям Огл не должен достичь берегов королевства, он должен умереть раньше, и он погиб на пути из Неаполя в Лондон — конечно, по нелепой случайности…