Обсуждение было долгим и бурным, и в конце концов решили, что ехать во Францию надо, но ни в коем случае не следует оглашать там намерений в отношении французской короны. Визит должен быть обставлен как можно пышнее, чтобы у французов не было никаких сомнений в том, что английский король богат и могуч. И еще советники Эдуарда придумали один хитрый ход, который тот сделает уже во дворце, когда встретится лицом к лицу с французским королем.
Прощание с Филиппой было долгим и бурным. Впервые со дня их венчания они расставались, и Эдуард обещал вернуться как можно скорее.
Жарким днем Эдуард прибыл во дворец короля Франции, одетый богато и совсем не по-летнему. На нем была пурпурная бархатная мантия, вышитая золотом и отороченная мехом леопарда, сбоку повязан меч. На голове красовалась золотая корона, золотыми были и шпоры на королевских сапогах.
Король Франции тоже не ударил лицом в грязь: он восседал на троне в голубой бархатной мантии с золотыми лилиями и выглядел ничуть не хуже английского гостя.
Французского короля поразил не роскошный наряд Эдуарда, а та его часть, которую ему посоветовали надеть его придворные: это была корона.
Увидев ее на голове Эдуарда, король Филипп пробормотал оруженосцу, стоявшему возле трона, но так, чтобы слышали почти все, что, насколько он понимает, присяга в вассальной верности и корона не очень совместимы. Конечно, Эдуард тоже король, и все присутствующие здесь об этом знают, но ведь сейчас происходит не встреча двух королей, а нечто другое… Не так ли?.. И, значит, тот, кому позволили иметь владения во Франции и кто приносит присягу на верность королю, должен стоять при этом с непокрытой головой, а также без меча на поясе.
Эдуард услыхал эти слова — именно с такой целью они и были произнесены и ответил:
— Сир, я приношу присягу только из уважения к вам и в самых общих словах. Но при этом остаюсь королем Англии, в знак чего и ношу на голове эту корону.
В огромном зале послышался ропот. Король Филипп внимательно посмотрел на стоящего перед ним юношу, почти мальчика, и внезапно у него мелькнула уколовшая его мысль, что тот еще доставит ему немало неприятностей и что вести себя с ним следует со всей осторожностью.
— Я принимаю ваши слова, милорд, — произнес он, — при условии, что по возвращении в Англию вы поищете и найдете соответствующие бумаги, которыми закреплены наши отношения по части земель во Франции и где сказано, какие слова подтверждения требуются от вас. Найдете и в письменном виде выразите то, что не смогли сейчас облечь в приемлемые слова.
Король Филипп остался доволен своей витиеватой речью, с помощью которой, как он считал, поставил на место заносчивого мальчишку, не нарушив при этом ни правил вежливости, ни этикета.
Еще лучше он почувствовал себя, когда Эдуард ответил:
— Я согласен, сир.
— Принимаю ваше согласие как слово чести, — сказал Филипп.
Однако его хорошее настроение улетучилось и сменилось крайним негодованием, когда Эдуард вдруг заявил, что вообще-то пора уже все земли во Франции, принадлежавшие раньше Англии, вернуть в полное ее владение.
— С чего бы это?! — вскричал Филипп. — Они были завоеваны у вашего отца в честной борьбе.
Все, находившиеся в зале, притихли: они уже начали понимать, что имел в виду молодой английский король, так и не снявший короны. Уж не хочет ли он сказать, что имеет право на все французские земли?.. Нет, это чересчур безрассудно и попросту глупо! Но каков юнец! Впрочем, только в незрелую голову могут прийти подобные мысли!..
Возможно, именно тогда, стоя перед троном французского короля в окружении шушукающихся придворных, Эдуард твердо решил, что ему просто надо стать взрослее и опытнее, чтобы получить свое, потому что сомнений в своем праве на Францию у него не было, нет и никогда не будет…
А пока… что ж, пока он все-таки произнесет необходимые слова о вассальной верности французскому королю, имея в виду те немногие земли, что остались в его владении во Франции.
Так он и сделал, положив при этом руки, согласно обычаю, между ладонями короля Филиппа, а тот в ответ поцеловал его в губы.
Эдуард не стал задерживаться во Франции и почти сразу же после церемонии отправился в Англию, куда и прибыл благополучно, к огромной радости юной супруги, которая призналась, что не находила себе покоя в его отсутствие, рисуя самые мрачные картины шторма и прочих несчастий.
Он смеялся над ее страхами и рассказывал много и подробно о путешествии по Франции.
— Это изумительная страна, Филиппа. Когда я проезжал по ней, то все время твердил себе: «Она должна быть моей… Она будет моей…»
— Они никогда не согласятся на это, — отвечала она.
— Конечно, нет. Мне придется воевать за нее.
Лицо Филиппы вытянулось от огорчения, но Эдуард не понял ее чувств и с обидой спросил:
— Ты не веришь, что я смогу сделать так, как говорю?
— О нет. Ты сумеешь все! Но я не люблю сражения. Война заберет тебя от меня. Нам придется расстаться.
Он пообещал, что подарит Францию ей, но это не обрадовало Филиппу.
Через три дня пришло известие из небольшого замка Кардросс на реке Клайд, что там скончался шотландский король Роберт Брюс. Окончилась жизнь человека, проведшего большую ее часть на полях сражений, а последние годы — в неравной битве с проказой.
Филиппа была рядом с Эдуардом, когда он узнал об этом.
— Брюс умер, — проговорил он задумчиво. — Наша маленькая Джоанна будет теперь королевой Шотландии.
Изабелла становилась все беспокойнее: друзья покидали ее. Сэр Джон — верный друг, столько сделавший для ее благополучного возвращения в Англию и спокойного существования здесь в течение какого-то времени, беззаветно и безнадежно влюбленный в нее, — сэр Джон вернулся к себе на родину, в графство Эно. Большинство ее союзников отвернулись от нее.
Она поражалась, как много людей осудило ее за то, что она выдала Джоанну за наследника шотландского престола: они считали, что это жестоко с ее стороны — отправлять маленькую девочку в чужую страну, где такой варварский народ и такие суровые зимы. Подумать только, отдать семилетнюю крошку за пятилетнего несмышленыша, чей отец умирает от проказы!.. А если и она заразится этой ужасной болезнью?!
Но с такими взглядами можно было поспорить: обручение Джоанны — это политика, в которой далеко не все разбираются, хотя осмеливаются судить и рядить. Куда труднее было бы возразить тем, кто осуждал ее за связь с этим прохвостом, с этим проходимцем. Она хорошо знала, что именно такими словами недоброжелатели честили ее любовника.
Мортимер, этот сильный, великолепный мужчина, никого и ничего не боялся, но изощренным умом не блистал. Заглядывать вперед не хотел, да и не умел. Однако извлечь личную пользу, быстро обогатиться и столь же быстро возвыситься умел не хуже, если не лучше, чем фавориты покойного короля. Новые угодья, деньги, драгоценности, казалось, сами текли ему в руки.
Из-за всего этого среди знати и простого люда зрело недовольство его высокородной покровительницей. Ее жалели, осуждали, удивлялись и гадали, как этот проходимец мог околдовать ее. Иначе чем объяснить, что она совершенно не замечала его бесчисленных проступков?
Ответ был прост — страсть Изабеллы к нему, молодому и неутомимому в любви красавцу, затмевала все, она была столь же сильной и непреодолимой, как в первые дни знакомства.
Возможно, если бы они действовали менее открыто, их связь была бы принята обществом: многие в стране еще хорошо помнили, что претерпела королева из-за любовных прихотей супруга. Но такая открытая связь с Мортимером становилась все больше похожа на прямой вызов: они появлялись на людях только вместе; все их поведение свидетельствовало, что им совершенно безразлично, как на них посмотрят окружающие. Разве такое можно простить?..
Изабелла часто с удивлением вспоминала свои недавние действия, приведшие к успеху. Неужели это была она? Как ловко ей удалось тогда убедить своего супруга и его всемогущего советника и любовника Хью Диспенсера отпустить ее во Францию и отправить затем к ней их сына… Как быстро и без ненужной крови сумела она, вернувшись в Англию, заставить мужа отказаться от трона… С тех пор они с Мортимером правят всей страной… В общем, сбылось все, о чем они мечтали, будучи во Франции, а потом в графстве Эно… А возможно, еще и до этого — когда только познакомились и полюбили друг друга в замке Тауэр…