Изабелла, наверное, сто раз примеряла наряды, не уставая восхищаться собой. Джоанна была безмерно счастлива просто от того, что снова дома, среди любимых родных, и целые дни веселилась, смеялась и пела. Ее даже не очень задевало неумеренное тщеславие и самолюбование сестры… Пускай она будет такая, если ей нравится, Джоанна не станет из-за этого меньше ее любить и меньше радоваться сочельнику.
У Филиппы были свои заботы: она опять ожидала ребенка, срок подходил в июне. Пока же она купалась в волнах блаженства, видя всю семью в полном здравии рядом с собой, чувствуя, что все ее любят, получая радость от того, что может дарить любимому мужу еще и еще детей, в которых они оба души не чаят. Некоторые женщины испытывают нечто вроде ревности, думала она, если их мужья относятся к детям так, как ее супруг, а она — нет, ей нравилась его преданность им.
Дни Рождества прошли превосходно. Веселье удалось на славу. Эдуард призвал самых лучших менестрелей королевства и среди них лучшего из лучших — по имени Годенал, он умел не только сочинять музыку, стихи и петь, но и забавлять шутками и даром подражания.
Дети были в восторге от праздника, даже одиннадцатилетний Эдуард, который считал себя почти взрослым, веселился, как маленький.
Глядя на него, король временами думал с радостью, но и с долей грусти, что, если вдруг завтра умрет, у него будет достойный наследник. Вот он — перед ним…
Но умирать он не собирался. Еще так много нужно сделать. Родить еще детей: чем их больше, тем сильнее он любит всех — и старших, и вновь родившихся. Хорошо бы, если б тот ребенок, которого они ожидают, оказался девочкой. У них уже три мальчика — Эдуард, Лайонел и Джон, — теперь очередь за девочкой. Они такие чудесные!..
Он обнимал сейчас Джоанну, чтобы она не подумала, будто он отдает предпочтение ее сестре, а на самом-то деле так и было, Изабелла прильнула к нему сама — и все они с наслаждением внимали песням менестреля и смеялись его шуткам.
Король шепнул дочерям, что неплохо бы наградить певца за его искусство, и предложил: пусть каждая даст ему по шесть шиллингов и восемь пенсов, что будет вполне достойно и щедро.
Девочки выполнили наказ отца, и все, начиная с менестреля, остались довольны и шумно выражали одобрение.
Да, это Рождество было веселым, мирным, спокойным…
Однако сообщения из Шотландии не могли радовать короля.
После праздников он решил, что необходимо самому отправиться туда и навести порядок.
С болью в душе вспоминал он, что, когда был там в последний раз, его сопровождал один из лучших и преданнейших друзей Уильям Монтекут, граф Солсбери. Бедный Уильям! До сих пор томится во французском плену.
Эдуард предпринимал уже несколько попыток его освободить, но коварный король Франции, зная расположение Эдуарда к этому человеку, не спешил пойти навстречу, рассчитывая запросить как можно большую цену. Король Англии и так уже готов был на многое, но Филипп тянул с ответом: почему я должен оказывать любезность тому, кто вообразил, будто у него есть права на мой престол?
Итак, Эдуарду необходимо отправиться в Шотландию, а значит, расстаться с Филиппой. Она и дети будут по дворце Тауэр до тех пор, пока не приспеет время произвести на свет седьмого ребенка, что она хочет сделать в Лангли, милях в тридцати от Лондона.
Король собрал войско и выступил во главе его на север, где задержался намного дольше, чем рассчитывал.
А в его отсутствие Филиппа благополучно родила — опять мальчика, здорового, с превосходной глоткой, что сразу же было услышано всеми, кто присутствовал при родах. Его назвали Эдмунд.
Прибыв в Шотландию, король Эдуард расположился в Бервике. Шли дни, недели, месяцы, но ни одна из сторон не могла назвать себя победительницей.
Наступило еще одно Рождество. Оно было совсем не похоже на предыдущее, которое Эдуард праздновал в Лондоне вместе со всей семьей. Здесь, в Бервике, все было по-другому — уныло и тускло. Но он дал себе слово сразу после Рождества одержать наконец решительную победу в Шотландии и снова переключить внимание на Францию. Довольно прохлаждаться! Так ведь и жизнь пройдет…
Филиппа, конечно, предпочитает, чтобы он все время находился в Англии и вовсе забыл и о Шотландии, и о Франции. Бог с ними! Но Филиппа на то и женщина, чтобы быть привязанной к дому, к детям…
Он часто думал о ней. Вспоминал с удовольствием, как они впервые увидели друг друга в замке ее отца графа Эно. Думая об этом, Эдуард вспоминал и ее родителей, они были лишены честолюбия и тщеславия, в семье царили любовь и согласие. Благодарение Богу, где бы еще я нашел такую преданную, верную, спокойную жену? О лучшей и мечтать нельзя!..
Нередко думал он сейчас и о своей матери, она по-прежнему живет в довольстве и роскоши в замке Райзинг, но он редко ее навещает. Ему все еще тяжело видеть ее, вспоминать то, что связано с ней, с его отцом, с ее любовником… Но, бывая там, он видел сам и узнавал от других, что припадки у нее стали редкими, что она спокойна и получает удовольствие от того, что ей предоставлена возможность вести жизнь, напоминающую истинно королевскую, — приемы, охота, празднества, великолепная пища… Он был даже удивлен обилием и изысканностью блюд на столе: угри, лебеди, белокорый палтус — каких только деликатесов там не было! Королева говорила, что живущие по соседству бароны находят удовольствие в том, чтобы преподносить ей различные подарки и считать себя вхожими в ее общество.
Как коротка людская память, как скоро развеиваются подозрения и забываются самые темные дела! Интересно, часто ли вспоминает его мать Мортимера, которому была так страстно и беззаветно преданна, или убиенного мужа, и продолжает ли он посещать ее в сновидениях?
Но все же она не перестает быть моей матерью, думал Эдуард, и он обязательно посетит ее снова, когда вернется из Шотландии.
Мысли его были прерваны стражем, который сообщил, что какой-то юноша прискакал в их лагерь и умоляет о свидании с королем.
— Кто он такой? — спросил Эдуард.
— Совсем еще мальчик, милорд. Говорит, что вырвался из замка Уорк, который подвергся осаде шотландцев. Он просит вашей помощи.
— Уорк? Это ведь один из замков графа Солсбери. Немедленно приведи юношу!.. И вот он стоит перед королем. Конечно, это сын его дорогого друга Уильяма Монтекута. Как похож на отца, одно лицо!
— Говори скорей, что случилось!
— Милорд, — возбужденно заговорил тот, — нам необходима помощь. В замке моя мать. Мы делали все, что могли… Но они вот-вот захватят замок… И моя мать тогда тоже станет пленницей.
— Этому не бывать! — вскричал король. — Я прогоню шотландцев и спасу обитателей замка! Мы выступаем без промедлений…
Кэтрин Монтекут, графиня Солсбери, была безутешна, получив известие, что ее муж оказался во французском плену. Их брак длился уже немало лет и оказался на редкость удачным, хотя ее супруг, поступив на службу к королю Эдуарду, стал редко бывать дома. Кэтрин много слышала о короле от мужа, радовалась их дружбе, но никогда еще не видела Эдуарда.
Оба мужчины были счастливы в браке, порою даже пытались шутливо спорить, кому из них повезло больше. И на самом деле это была редкостная удача в их среде, где часто невесту и жениха сочетают узами Гименея еще в детстве и супружество оборачивается потом взаимным безразличием, если не презрением и ненавистью.
Кэтрин Грендисон, дочь первого лорда Грендисона, была с самого раннего возраста предназначена старшему сыну второго лорда Монтекута, Уильяму. Как и Эдуард с Филиппой, молодые люди сразу прониклись любовью друг к другу, и это чувство им не изменяло. Уильям был привлекателен, Кэтрин — прелестна. Это признавали все — и друзья, и недоброжелатели. Впрочем, последних почти не было.
Кэтрин была не только красивой, но и умной, довольно смелой в суждениях, держалась с достоинством, заносчивости и тщеславия не было и в помине, что при таких совершенствах являлось почти чудом.