Выбрать главу

Он не мог понять, что его так притягивало к этой женщине. По красоте она намного уступала графине Солсбери или Джоан Кентской, женщинам, которые оставили заметный след в его сердце. Она не была умна, нельзя сказать, чтобы очень вульгарна, но в ней совершенно отсутствовала душевная утонченность. И все же… все же… Сколько страстности, сколько чувственности было в этом заурядном существе! Она разбудила в нем свойства, дремавшие в его душе и теле много лет, и они вырвались на свободу с буйной силой и неменьшей яростью.

К чувству вины у него прибавилось теперь ощущение одиночества. Дети были в самых разных местах — если и не очень далеко, то все же не с ним, а у них своя жизнь. Супруга, которая всегда была советницей и возлюбленной, поддержкой и опорой, сейчас сама нуждается в помощи. Он старался, хотя и осуждал себя за это, реже бывать у нее — чтобы лишний раз не видеть, как изменила болезнь ее облик, не будить в себе угрызений совести: от них так тяжко и так презираешь себя.

Изредка он вспоминал беспутного шотландского короля и околдовавшую его любовницу, убитую недалеко от Эдинбурга. Невольное сопоставление приходило ему в голову, и он старался поскорее его отбросить.

Успокоение от тяжких дум он находил только в близости с Элис.

Вела она себя прилично, не выставляя напоказ отношения с королем, не бахвалясь подарками, которые тот ей делал. Она побаивалась королеву, зная о ее влиянии на супруга и о его чувствах к ней, и порою ощущала ее незримое присутствие в спальне короля в самые неподходящие моменты, когда он внезапно сникал, уставившись полубезумными глазами в пространство. Она прекрасно понимала, что так будет до самой смерти Филиппы, и терпеливо ждала…

А что ждать недолго, было очевидно.

* * *

Знала об этом и сама Филиппа. Она уже не вставала с постели в своих покоях в замке Виндзор, водянка медленно душила ее.

Она лежала и вспоминала прожитую жизнь. Что ж, ей выпала, в общем, счастливая доля. И сейчас, как если бы это было вчера, помнит она первую встречу с Эдуардом в замке, где жила с родителями. Никто не посмеет оспорить, что их брак был одним из самых благодатных среди тех, что заключались в королевских семьях. И до сих пор он таков… Что бы ни думала об этом бесстыжая женщина, носящая в наглых глазах тайну, о которой, как она воображает, Филиппа не догадывается… Конечно, лучше бы ей не знать, но что поделаешь… Она не осуждает Эдуарда. В нем всегда бушевали страсти, его терзали соблазны. И это у него еще не прошло. Он настоящий мужчина, и ей ли, в ее нынешнем состоянии, судить его за это? Он принес ей достаточно счастья, и она гордится семьей, которую они вместе создали.

Их первенец Эдуард, так задержавшийся с женитьбой, сейчас уже отец двоих детей. Недавно Джоан родила ему второго сына, Ричарда. Они все благополучно живут в Бордо.

Она подумала и о других сыновьях — высоченный и добродушный Лайонел, смелый Джон Гонт, Эдмунд, Томас… В младенческом возрасте умерли еще двое сыновей, два Уильяма, и дочь Бланш… С дочерьми им повезло меньше. Бедняжка Джоанна погибла от чумы недалеко от того места, где сейчас так счастливо живет принц Эдуард с Джоан. О недавней смерти Марии и Маргарет она старалась не думать.

Ей не в чем себя упрекнуть — она была верной женой и преданной матерью, и если брала грехи на душу, то их было не так уж много, и не такие они, чтобы за них нести тяжкую кару. И все же она умирает. Наверное, рано — могла бы еще пожить… Но Бог сам решает…

Однажды утром она проснулась и поняла, что уже все… конец близок.

Она велела немедленно послать за королем, и тот сразу пришел к ней.

Он стоял возле ее ложа, терзаемый горем и совестью.

Она с любовью улыбнулась ему.

— Эдуард, — сказала она спокойно, — это конец.

Он опустился на колени, взял ее руку, прижался к ней губами. Голова его была опущена, он не смел смотреть Филиппе в глаза.

— Этого не может быть, — пробормотал он.

— Дорогой супруг, — произнесла она через силу, — дорогой господин мой и король, на все воля Божья. Он решил, что пришло мое время, и нам остается только смириться. Наш союз был долгим и принес мне много радости…

Эдуард почти не слышал ее. Он думал о другой женщине — об Элис, о том, почему он не подождал… Зачем нанес такой удар Филиппе? Последний удар… Ведь она знает… Все знают…

— Милорд, — продолжала королева, — я прошу вас исполнить мои скромные желания, выраженные в завещании. В нем я назвала женщин, которые прислуживали мне, и одарила их.

— Все ваши желания, моя дорогая королева, будут исполнены, — сказал он.

— Эдуард, — произнесла она совсем тихо, — когда наступит твой час, вели положить себя в гробницу рядом со мной, и пускай это будет в аббатстве Вестминстер.

— Так тому и быть, дорогая Филиппа. — В голосе его были сдерживаемые рыдания.

— И возблагодарим Господа, — снова заговорила она, — что он дал нам немало счастливых дней. И за наших детей…

— Я тоже благодарю Его и молю не забирать тебя от меня.

Он мысленно вознес молитву: о Всевышний, продли ее жизнь, и, клянусь Тебе, я никогда больше не взгляну на ту женщину!.. Но даже в эти мгновения он знал, что не сумеет выполнить клятву, ибо это не в его силах. Его жгло раскаяние, но и другой огонь не утихал в нем, и, какой из них был сильнее, он не знал.

О Господи, продолжал он твердить про себя, если бы я подождал!.. Она бы тогда ни о чем не знала!..

Глаза у нее закрылись.

Ее жизни пришел конец.

Эдуард не находил себе места. Он продолжал бороться с совестью и спустя некоторое время сумел убедить себя, что Филиппа умерла, не зная об его измене супружескому долгу, в уверенности, что была и остается единственной его женщиной.

Однако когда он удосужился прочитать ее завещание, то увидел, что среди женщин, которым Филиппа назначила подарки, не было Элис Перерс.

Глава 24

ЛЕДИ СОЛНЦЕ И ЖАЛКИЙ СТАРИК

После смерти Филиппы влияние Элис на короля становилось все сильнее. Совесть перестала мучить его. Неугасимая страсть делала его все менее разумным. Он не желал расставаться с этой женщиной ни на минуту и превратился в ее раба, готового выполнять любое повеление: он вожделел, а она умело поддерживала в нем этот огонь.

В ней тоже пылала страсть — к богатству. Она обожала драгоценные камни и ради них могла пойти на все. Король и так не обделял ее золотом и бриллиантами, но она спешила заполучить как можно больше, потому что прекрасно понимала: век короля недолог и нужно, пока не поздно, брать от него все, что только возможно. Ее интересы не ограничивались драгоценностями. Она не отказывалась от подарков в виде земельных наделов, а также от особого вида опеки для троих своих детей.

Было любопытно, но для многих горько наблюдать, как эта ничтожная женщина превращается чуть ли не в главное лицо в королевстве. Она становилась все смелее и увереннее в своих силах и уже без стеснения присутствовала на приемах у короля, а когда тот встречался с советниками, сидела рядом с ним и тоже время от времени давала советы, которые он выслушивал с каким-то испуганно-подобострастным видом. Она взяла себе за правило посещать Вестминстер-холл, когда там заседал суд, и вмешиваться в приговоры судей. Чаще всего ее решения зависели от того, что и сколько она получила от обвиняемого.

Она наряжалась роскошнее и богаче Филиппы и дошла до того, что стала надевать драгоценности покойной королевы, когда занимала место на различных торжествах возле короля. Ей дали прозвище Шлюха, и народ люто ненавидел ее еще и потому, что любил Филиппу и сохранил о ней благодарную память.

Имя Шлюха произносили с отвращением уже не только в Лондоне, но и по всей стране, где вскоре после кончины королевы стали заметны перемены к худшему. Филиппа и Эдуард были как два столпа могущества и достоинства, теперь эти опоры рухнули: Филиппы не стало, а Эдуарду самому требовалась поддержка. Великий воин, благородный рыцарь, каким он был многие годы, превратился в похотливого старика, не способного, даже на людях, удержаться и не ласкать дрожащими руками потерявшую стыд потаскуху. Глядя на это, окружающие с еще большим сожалением думали об ушедшей от них королеве.