Тот улыбался, словно бы вспоминая что-то приятное. Отблески пламени ложились на его лицо, и так вельможа стал чрезвычайно сильно походить на цыгана.
– Шувани, мисс Уоррингтон. Шувани. Это… другое. Обыватели часто думаю, что все цыгане сплошь шарлатаны, но это не так, – продолжил свой неспешный рассказ мужчина. – Шувани могут многое, подчас мне непосильное. И моя мать слыла искуснейшей. В таборе возмущались, грозились даже отца убить, но только с шувани так легко не поспоришь.
Я вспомнила портрет леди Люси в столичном особняке Дарроу.
– Ваша матушка была редкостной красавицей, – вздохнула я с легкой завистью.
Статная ясноглазая женщина. Невозможно было даже предположить, что она когда-то босиком бродила по улицам и гадала за мелкую монетку горожанам.
Лорд улыбнулся и кивнул.
– Верно. Красавица. И сильная духом. Жаль, от нее мне досталось не так уж и много. Теперь ваше любопытство удовлетворено?
Словно бы можно так легко насытить мое любопытство.
– И что теперь? Вы никак не связываетесь с табором?
Мужчина покачал головой.
– Я гаджо, мисс Уоррингтон, не-цыган. Как говорят они, «кровь не заговорила». Единственное, что меня связывает с этими людьми – память о матери. Ничего больше. Впрочем, Шанта… Шанта – дело другое, она порой бывает полезна. Иногда я связываюсь с ней. И она не брезгует порой обращаться ко мне за помощью. Нечасто. И я не отказываю.
Интересно, чего ради такой человек, как лорд Дарроу, может обращаться к простой цыганке…У меня не хватало фантазии, чтобы представить себе подобную ситуацию… Но, вероятно, что-то такое особенное, недоступное для мужчины, Шанта все-таки умела…
– Как видите, это не то родство, которое отражают на генеалогическом древе, – произнес мужчина. – Надеюсь, вы понимаете, о чем идет речь?
Понимала. Отлично понимала.
Со смехом я сказала:
– Милорд, даже если мне придет в голову поведать кому-то о том, кем на самом деле была ваша матушка, то мне никто не поверит. Это же просто невероятно. Цыганка – жена лорда!
Вельможа с улыбкой покачал головою.
– Вы забываете, мисс Уоррингтон, что в слухи, касающиеся меня, люди верят.
Сказать на это мне было нечего, и я предпочла попросту вернуться к музицированию. На душе стало почти свободно, почти легко… И пусть только «почти» – но это уже оказалось лучше тех чувств, которыми я жила последние недели.
Вечер закончился вполне приятно для всех, и в девять часов все мы уже разошлись по своим комнатам. Я осталась наедине со своими мыслями… Но по-настоящему тревога так и не вернулась.
Утро началось для меня с шагов прислуги в коридоре, горячего шоколада и полной уверенности в том, что жизнь моя будет если не прекрасна, то хотя бы вполне приятна. Ведь есть те, кто позаботятся обо мне и не позволят случиться дурному.
Из темного провала зеркала на меня смотрели нелюдские глаза… Жутковато… Но я только махнула рукой, не придавая значения такой мелочи. Если фэйри не пытается выбраться наружу, то сделать это он попросту не может. Значит, и переживать смысла нет. Никакого.
Завтрак прошел мирно и спокойно, как в лучшие дни в особняке его милости в столице. Миссис Чавенсворт была сама любезность и поддерживала беседу с непринужденностью и редким тактом. Она ни единого раза не упомянула о вчерашнем приезде отца и дорогого Эдварда, за что я ей также была чрезвычайно благодарна.
Когда часы пробили полдень, я уже начала радоваться полученной передышке, однако его милость ни капли не ошибся, когда сказал, что снова папа придет уже на следующий день. Он действительно приехал, и снова с Эдвардом. Жаль, что не с мамой… Мама смогла бы хотя бы немного успокоить отца…
Но меня радовало уже то, что скандал не начался прямо с порога, так еще можно надеяться на то, что все обойдется.
Моих родных проводили в ту же гостиную, в которой мы провели предыдущий вечер. Его милость сперва желал, чтобы я осталась в стороне, и настаивал на том, что решит все сам. Но я умолила его не поступать так. Мистер Оуэн и мистер Уиллоби напросились за компанию. Подозреваю, они просто заскучали в провинции и пожелали немного развлечься, наблюдая за скандалом.
– Не трусьте, мисс Уоррингтон, если Создатель будет милостив, все закончится ко всеобщему удовольствию, – неловко успокаивал меня мистер Уиллоби, пока мы шли по коридору. – Но помните, из меня выйдет куда лучший муж, чем из Чарльза.
Шутки на тему грядущей свадьбы никак не надоедали молодому человеку, впрочем, это никого не раздражало.
В гостиную первым вошел, разумеется, его милость, затем я пропустила вперед его племянников, хотя те пытались, как требовали того правила приличия, пропустить вперед именно меня. Правда заключалась в том, что мне все больше становилось не по себе….
Смотреть на отца и брата было попросту неловко. Они оба, кажется, не испытывали ничего, кроме гнева, гнева и презрения, которые выражались в каждом движении, каждом слове. И я уже начала подозревать, что эти чувства в большей степени направлены на меня саму, а вовсе не на лорда Дарроу и его племянников. От этого возникало ощущение, будто мне в сердце вогнали нож, а после начали проворачивать. Боль в груди казалась такой реальной...
– Добрый день, милорд, – сдержанно поприветствовал папа его милость.
Что же, хотя бы это звучало в некоторой мере цивилизованно. Но на лучшее я уже не надеялась… Слишком уж мрачно хмурился Эдварда, слишком бледен был отец… Пожалуй, теперь я понемногу начинала жалеть о том, что решилась помочь мисс Оуэн. Ущерб, и правда, оказался слишком уж велик.
А вот на мою долю не досталось ни приветствия, ни даже взгляда. Словно бы меня и не существовало вовсе. И только направленные на меня взгляды лорда Дарроу и его племянников помогали держаться.
– Здравствуйте, мистер Уоррингтон, мистер Уоррингтон, – прохладно откликнулся вельможа, предостерегающе поглядывая на мистера Уиллоби и мистера Оуэна
Молодые люди явно в глубине души потешались над моими родными, и лорд Дарроу не желал, чтобы это веселье прорвалось наружу. Я тоже. Наверняка, если прозвучит хотя бы одна несчастная острота – Эдвард не выдержит и пойдет вразнос…
– Что вас привело на этот раз? – осведомился его милость, вставая так, что я оказалась прямо за его спиною.