Безыскусность никуда не годится в любовных делах; а эта девушка – врожденная простофиля, и безыскусна она либо по своей природе, либо оттого, что напускает на себя такой вид. Я еще не знаю, догадался ли Реджинальд о ее намерениях и будет ли это иметь какие-то последствия. Сейчас он совершенно равнодушен к ней, а догадайся он о ее чувствах – стал бы презирать. Верноны весьма восхищены красотой Фредерики, но на него она не произвела впечатления. Она в большом фаворе у тетушки – поскольку в ней нет почти ничего от меня, разумеется. Моя дочь идеальная компаньонка для миссис Вернон, которая очень любит проявлять твердость и предпочитает быть единственным собеседником, высказывающим мудрые и вместе с тем остроумные мысли, а Фредерике ее не затмить. Когда моя дочь только приехала, я прилагала определенные усилия для того, чтобы не позволить ей слишком часто общаться с тетей; но сейчас я успокоилась, поскольку считаю, что могу положиться на то, что Фредерика во время их бесед станет придерживаться правил, продиктованных мной. Но ты не думай: проявляя столько милосердия, я ни на минуту не отказалась от планов на ее замужество. Нет; в этом вопросе я непреклонна, хоть пока и не придумала, каким образом все осуществить. Мне, конечно же, не следует заводить разговор об этом здесь, иначе над моими планами задумаются мудрые головы мистера и миссис Вернон; а ехать в город мне сейчас не с руки. Таким образом, мисс Фредерике придется немного подождать.
Всегда твоя
С. Вернон.
XX
От миссис Вернон к леди де Курси
Черчхилл
Мы сейчас принимаем весьма неожиданного гостя, милая матушка. Он приехал только вчера. Я услышала, как у дверей остановился экипаж, так как сидела с детьми, пока они обедали; и предположив, что могу понадобиться, вышла из детской и уже прошла полпути вниз по лестнице, когда Фредерика, бледная как полотно, взбежала наверх и проскочила в свою комнату. Я тут же последовала за ней и поинтересовалась, что произошло. «Ах! – воскликнула она. – Он приехал… сэр Джеймс приехал. Что же теперь со мной будет?» Ее фраза ничего мне не объяснила, и я стала умолять девушку открыться мне. Однако нас прервал стук в дверь: это был Реджинальд, и пришел он по просьбе леди Сьюзан – чтобы попросить Фредерику спуститься. «Это мистер де Курси, – сказала она и густо покраснела. – Маменька хочет меня видеть; мне нужно идти». Мы спустились все вместе, и я заметила, что брат с изумлением рассматривает искаженное ужасом лицо Фредерики. В комнате для завтраков мы нашли леди Сьюзан и импозантного молодого человека, которого она представила нам как сэра Джеймса Мартина – того самого, как Вы помните, кого, как говорили, она пыталась отбить у мисс Мейнверинг; но его расположения она добивалась, похоже, не для себя или же с тех пор решила переключить его внимание на свою дочь, так как на данный момент сэр Джеймс Мартин отчаянно влюблен в Фредерику, на что получает полное одобрение ее маменьки. Впрочем, я уверена, бедная девочка не любит его; и хотя и нрав его, и обращение весьма приятны, и мне, и мистеру Вернону он кажется слишком слабовольным. Когда мы вошли в комнату, Фредерика так смутилась и растерялась, что я от всего сердца посочувствовала ей. Леди Сьюзан была чрезвычайно предупредительна с посетителем; и все же, как мне показалось, не испытывала особого восторга от встречи с ним. Сэр Джеймс много говорил и постоянно извинялся передо мной за то, что осмелился прибыть в Черчхилл без приглашения, причем смеялся куда чаще, чем то позволял предмет разговора, то и дело повторялся и трижды сообщил леди Сьюзан, что недавно, как-то вечером, видел миссис Джонсон. Время от времени он обращался к Фредерике, но куда как чаще – к ее матери. Бедная девочка все это время просидела, не разжимая губ и опустив глаза; она то бледнела, то краснела; Реджинальд молча наблюдал за происходящим. Наконец леди Сьюзан, устав, я полагаю, от неловкой ситуации, предложила пройтись; мы оставили джентльменов вдвоем и отправились за мантильями. Когда мы поднимались по лестнице, леди Сьюзан попросила позволения побеседовать со мной в моей маленькой гостиной, так как ей не терпелось поговорить тет-а-тет. Я провела ее туда, и как только дверь закрылась, она заметила: «Я еще никогда не была так удивлена, как сегодня, при виде сэра Джеймса, и его неожиданное появление требует от меня принести Вам, дорогая сестра, извинения; хотя лично мне, как матери, этот поступок чрезвычайно льстит. Он так сильно любит мою дочь, что больше не мог жить, не имея возможности взглянуть на нее. Сэр Джеймс – молодой человек добродушного нрава и превосходной репутации; возможно, он немного болтлив, но через несколько лет этот незначительный недостаток пройдет; а в остальном он такая прекрасная партия для Фредерики, что я всегда с большим удовольствием наблюдала за проявлениями его чувств; и я убеждена: и Вы, и мой брат сердечно поздравите молодых с их союзом. Я еще никому не намекала на эту возможность, так как считала: пока Фредерика в школе, лучше держать все в тайне; но теперь, когда я убедилась в том, что моя дочь уже выросла и совершенно не желает находиться в подобном заведении, я начала рассматривать ее союз с сэром Джеймсом как весьма скорый и уже несколько дней собираюсь посвятить Вас и мистера Вернона в подробности данного мероприятия. Я уверена, дорогая сестра, Вы простите меня за то, что я так долго скрывала от вас свои планы, и согласитесь: следует проявлять осторожность и не афишировать подобные обстоятельства, если возможность их осуществления по какой-либо причине остается несколько неопределенной. Когда через несколько лет Вы познаете счастье вручить свою милую маленькую Кэтрин мужчине настолько же безупречного происхождения и репутации, Вы поймете, что я чувствую сейчас; впрочем, благодарение Небесам, у Вас не будет причин ликовать по поводу подобного события, как это делаю я. Кэтрин будет прекрасно обеспечена, а ее благополучие не станет, в отличие от моей Фредерики, зависеть от удачного замужества». Закончила она тем, что попросила поздравить ее. Я так и поступила, хоть и сделала это несколько неловко, как мне показалось; по правде сказать, неожиданное открытие в такой важной области лишило меня способности высказываться достаточно четко. Впрочем, леди Сьюзан чрезвычайно любезно поблагодарила меня за участие в ее судьбе и судьбе ее дочери, после чего добавила: «Мне не свойственно говорить красиво, дорогая миссис Вернон, и я никогда не обладала счастливым талантом проявлять чувства, коих не испытываю; и потому я убеждена, Вы поверите мне, когда я скажу Вам, что как бы много похвал ни слышала я в ваш адрес, до того как познакомилась с Вами лично, я и не догадывалась, что полюблю Вас так, как люблю теперь; и должна добавить: Ваше дружеское расположение ко мне еще отраднее потому, что у меня есть причины подозревать кое-кого в попытке настроить Вас против меня. Мне только жаль, что те, кто имеет благие намерения, кем бы они ни были, не могут видеть, в каких отношениях мы с Вами теперь пребываем, и не могут понять искренней симпатии, которую мы испытываем друг к другу. Но не буду Вас более задерживать. Да благословит Вас Господь за Вашу доброту ко мне и моей девочке, и да продлит Он Ваши дни». Что можно сказать о такой женщине, милая матушка? Какая искренность, какая торжественность речи! И все же не могу не сомневаться в правдивости ее слов. Возвращаюсь к Реджинальду. Полагаю, он не знает, что и думать обо всем этом. Когда приехал сэр Джеймс, брат казался воплощением изумления и недоумения; глупость молодого человека и растерянность Фредерики полностью поглотили его внимание; и хотя небольшая приватная беседа с леди Сьюзан определенным образом повлияла на моего брата, уверена, он все еще обижен на нее за то, что она позволила подобному мужчине ухаживать за ее дочерью. Сэр Джеймс, проявив потрясающее хладнокровие, напросился погостить у нас несколько дней – он надеялся, что мы не сочтем это эксцентричным, хоть и понимал, сколь дерзок подобный поступок, но осмелился совершить его на правах родственника; а в заключение, рассмеявшись, заявил, что очень скоро действительно может стать нам родственником. Даже леди Сьюзан, как мне показалось, пришла в замешательство от подобного нахальства; я уверена, в глубине души она искренне желала, чтобы он уехал. Но мы должны что-то предпринять ради бедной девочки, если ее чувства действительно таковы, как подозреваем я и ее дядя. Ее ни в коем случае нельзя приносить в жертву практичности или амбициям, и нельзя допускать, чтобы она страдала от страха перед этим. Девушка, чье сердце способно отметить Реджинальда де Курси, заслуживает – как бы равнодушен он к ней ни был – лучшей судьбы, нежели стать супругой сэра Джеймса Мартина. Как только мне удастся остаться с Фредерикой наедине, я выясню правду; но она, похоже, старается избегать меня. Надеюсь, причиной тому не злые помыслы и не окажется, что я была о ней слишком хорошего мнения. То, как она вела себя с сэром Джеймсом, определенно говорит о крайней степени ее смущения и растерянности, но ничего похожего на поощрение его ухаживаний я в этом не усма