На этот раз она спела веселую шуточную песенку, которую когда-то сочинила вместе с подружками — про неудачное первое свидание. Публика приветствовала ее с неменьшим энтузиазмом, чем вчера, и Лорен буквально купалась в этом восхищении.
— Ну что, ты еще не передумала? — спросил ее после концерта Флинн. — Это просто преступление — зарывать в землю такой талантище. Смотри, как тебя публика любит.
Она опустила голову — ни к чему показывать навернувшиеся на глаза слезы.
В воскресенье с утра Лорен, как всегда, пошла в церковь. И, уже выходя, столкнулась с мамой. Та окинула ее обеспокоенным взглядом:
— Лорри, с тобой все в порядке? Мне тут про тебя такие страсти рассказывали — будто ты на этом… эстрадном представлении вылезла на сцену и пела.
— Ну да, — кивнула Лорен. Хотела похвастаться, что ее пригласили в солистки и назвали талантливой — но осеклась, увидев, как вытянулось мамино лицо.
— Ты что — с ума сошла? — воскликнула она полушепотом, испуганно оглянулась и, схватив дочку за рукав, оттянула за угол. — А если Тед узнает?
— Ну и что? — удивленно пожала плечами Лорен.
— Но… ты что, не понимаешь? Когда мне сегодня со всех сторон принялись об этом рассказывать, я не поверила — моя дочь не могла так семью опозорить. Что ты теперь скажешь Теду… ох, я прямо не знаю — неужели тебе самой не стыдно? И что скажет отец?
Лорен смотрела на нее, машинально кивала и чем дальше, тем острее чувствовала, что друг друга им никогда не понять и что сегодня судьба дает ей последний шанс вырваться из этого городка с его замшелой моралью и из этой жизни, от которой хочется выть. Наконец, перебив на полуслове, сказала:
— Да, мама, ты права. Извини, мне некогда.
Повернулась и пошла домой.
Тед все еще не вернулся с рыбалки, и никто не помешал ей собрать чемодан; пару раз звонил телефон, но Лорен не стала брать трубку. Оставила записку родителям — попросила не сердиться, хотя знала, что ни мама, ни отец никогда не простят ее и не поймут — и вторую, Теду — что подает на развод и скоро пришлет документы.
К началу концерта она сидела в первом ряду; когда Флинн вызвал на сцену "добровольцев", вышла и спела один из блюзов — "хитов" школьного джаз-ансамбля. Спускаясь со сцены, смело и в открытую улыбнулась ему:
— Ну что — твое предложение насчет солистки еще в силе?
Надо было видеть, как засияли его глаза.
И когда после концерта фургончик джаз-рок-группы тронулся в путь, Лорен сидела в нем, перешучивалась с Флинном и ребятами и чувствовала себя абсолютно счастливой.
В постели Флинна она оказалась через два дня — все в том же расписанном яркими красками фургончике, в котором группа спала, ела, репетировала и переезжала от одного провинциального городка к другому.
Четыре месяца абсолютного, ничем не замутненного счастья: Лорен была влюблена и чувствовала себя любимой, а главное — могла петь. Городок за городком, концерт за концертом… ее слушали — и как слушали, — а потом хлопали, свистели и вызывали на "бис".
К осени они прибыли в Нью-Йорк и поселились в Квинсе, в большой, давно не ремонтированной квартире на верхнем этаже; разместились все вместе, используя гостиную как репетиционный зал. Теперь, когда они не переезжали каждые несколько дней из города в город, Лорен смогла наконец выполнить свое обещание и отправить Теду документы на развод.
Флинн считал, что им нужен новый репертуар — принес откуда-то несколько песен, еще две сочинил сам. Днем они репетировали, а по вечерам почти каждый день выступали то в дансингах, то в ночных клубах, а порой и на эстрадах под открытым небом.
Еще Флинн решил, что, для того чтобы выдержать в большом городе конкуренцию, группе надо "развиваться" — добавить к ансамблю двух девушек, которые, пока Лорен поет, будут в ярких костюмах танцевать на заднем плане. Вот с одной из этих девочек-подтанцовочек, хорошенькой худенькой брюнеткой, она и застала его как-то в постели.
Ни он, ни девушка и не подумали стесняться — брюнетка захихикала, Флинн же с веселой улыбкой подмигнул ей и похлопал ладонью по смятой простыне:
— Ну что — присоединишься?
— Ты с ума сошел? — отчаянным шепотом вскрикнула Лорен и, попятившись, шарахнулась из комнаты. Несколько секунд простояла возле двери, с трудом осознавая происходящее, и сновавошла.
Может быть, если бы не было этого мерзкого предложения, она бы среагировала на происшедшее по-другому — так, как чаще всего поступают женщины, застав своего возлюбленного с другой: заплакала бы, закричала, закатила скандал. Но тут… в душе словно льдом все застыло.