Майкл покачал головой и невесело усмехнулся:
— Не боялся. Ты бы не смогла это сделать — не бегает она больше, моя "Леди удача".
— Как это? — испуганно переспросила Лорен.
— Там что-то с мотором, — вздохнул он. — Ремонт обойдется долларов в четыреста, таких денег у меня сейчас нет. А вчера… вчера у меня просто было паршивое настроение — я сегодня собирался к Веронике идти.
"Вероника — это его "бывшая", — вспомнила Лорен, спросила:
— Ты хочешь с ней помириться?
— Да нет, — поморщился Майкл. — Я к ней иногда так… захаживаю. Не хочу совсем рвать отношения — может, еще пригодится. — Больше ничего объяснять не стал и угрюмо отвернулся к окну.
Все вроде бы было уже хорошо, но Лорен колотило — не от холода, от запоздалого страха, что сейчас она сморгнет, а когда откроет глаза, перед ними вновь окажутся мраморные стены зала, и по ушам ударит гулкое: "На шестой платформе производится посадка…"
Кроме того, так поздно ночью она обычно не ходила, потому шарахалась от каждой тени и то и дело посматривала на идущую рядом внушительную мужскую фигуру с дорожной сумкой на плече — ее сумкой. Пока он рядом, ничего плохого не должно случиться…
Совсем страшно стало внизу на стоянке, когда, проходя мимо шлагбаума, она увидела, как охранник высунулся из будочки и махнул Майклу рукой.
— Иди наверх, — сказал тот, — я сейчас подойду.
Лорен ни жива ни мертва всунулась в лифт: а вдруг он сейчас скажет, что ей нельзя здесь ночевать? Добралась до "Леди удачи" и, не обращая внимания на радовавшегося ей сквозь стекло Чалмера, кое-как примостилась на подножке.
Там и нашел ее появившийся минуты через три Майкл. Не спросясь, потрогал ее руку и заявил:
— Холодная совсем — слушай, ты же так простудишься.
— Что он от тебя хотел? — опасливо спросила она.
— Да ничего особенного. Я их иногда пивом угощаю, вот он и намекнул, что раз у меня девушка появилась, то хорошо бы по этому поводу, так сказать, проставиться. Я обещал завтра принести. Чай будешь?
— Буду…
Он полез в багажник, продолжая говорить:
— Ребята здешние меня уважают, считают гениальным писателем, который уединился на их стоянке, дабы, отрешившись от мирской суеты, написать роман.
Притащил ящик-стол, помог Лорен пересесть на скамеечку и накинул ей на плечи одеяло:
— На вот, грейся.
Она кое-как закуталась — теперь, когда все стало хорошо, сил шевелиться не было. На столе перед ней, словно сама собой, возникла исходящая ароматным парком кружка, лениво подумалось: "Ча-ай…"
— Я туда три ложки сахара положил, — сообщил, садясь на приступку машины, Майкл. — Пей. И хлеб с сыром ешь давай, — Напластал багет наискось, на длинные узкие ломти.
Лорен положила на багет ломтик сыра и принялась вяло жевать, запивая чаем — странное дело, когда на вокзале он сказал про еду, у нее аж в животе забурчало, а теперь есть не хотелось…
— Эй-эй, не спи — чаем обольешься, — сказал Майкл, словно по контрасту с ней смотревшийся на удивление бодрым и веселым. Окинул ее — замотанную в одеяло и с кружкой в руке (наверняка зрелище неприглядное) взглядом и, просияв, сообщил:
— А какая у меня шикарная идея появила-ась.
— Какая? — сквозь охватившую ее сонную апатию поинтересовалась Лорен.
— Завтра скажу.
Как она ходила умываться и переодеваться, Лорен не помнила. Но, очевидно, как-то это сделала, потому что обнаружила себя уже лежащей в машине, со свернутым одеялом под головой и в привычном большом для нее халате в полосочку. Вяло подумала: "Зачем халат, у меня же пижама есть — теплая, фланелевая… ладно, завтра надену.".
И тут ее, что называется, "накрыло" — внезапно, без предупреждения и прелюдий. Все тело, казалось, прохватило холодом, и неудержимо захотелось плакать; она изо всех сил вцепилась в одеяло, даже прикусила уголок зубами, чтобы сдержаться и не заскулить.
Майкл влез в машину и, привычно буркнув "Спокойной ночи", растянулся рядом. "Все хорошо, ты же видишь — все хорошо" — как мантру мысленно повторяла самой себе Лорен, пока не услышала лениво-сонное:
— Эй, ты чего там трясешься и бормочешь? Замерзла, что ли? — он обернулся к ней.
— Нет, ничего, все в порядке, — пробормотала она, но на последнем слове голос сорвался тоненьким всхлипом.
— Э-э-э, — сказал Майкл, — только не реветь, — Придвинулся ближе, накрыл ее краем своего одеяла и обнял. — Спи давай.
Лорен тоже несмело обняла его; получилась, что уткнулась лбом в грудь. Дрожь прошла, как по волшебству, и сон сморил ее почти сразу.