- Надо попробовать, - кивали благодарные слушатели.
Ольга, чтобы хоть как-то развеять скуку, решила рассказать одноклассникам о своих достижениях, о жизненном пути, но захмелевшие мужики и бабы отнеслись к её рассказу с прохладцей. Выслушали вежливо, не перебивая, сухо похвалили и вновь вернулись к обсуждению цен в магазинах, детям, огородам и котам.
От чего у кафе не было машин, Ольга поняла только сейчас. Нет, не от бедности одноклассников, как на то надеялась Снегирёва, просто бывшие друзья в этот вечер решили напиться. Пили они много. Самозабвенно, с наслаждением, а потом пели и плясали под идиотские песенки. То прыгали словно козы, тряся телесами, то висли друг у друга на плечах, раскачиваясь в такт.
Дима тоже пил, и плясал, и болтал о дачах. И Оля никак не могла найти способ вытащить его из - за стола, чтобы поговорить.
Наконец, когда был объявлен очередной танец, Оля подошла к бывшему однокласснику.
- Мне что-то нехорошо, - сказала она, дотрагиваясь до плеча, обтянутого синей рубашкой. – Постоишь со мной на балконе?
Дима и Оля покинули шумный душный зал.
Окна балкона выходили на реку, в которой дрожали пятна рыжих фонарей, словно металлические пуговицы на бархате пиджака.
- Всё закончиться, и вновь придётся возвращаться домой, - с грустью подумала Снегирёва. – Мама начнёт допытывать, как я повеселилась, кого из одноклассников видела, хвалить меня и мои достижения. А отец даже с дивана не встанет. Так и останется лежать, пялясь в экран телевизора.
Ольгин отец достиг того возраста, в котором хочется тишины, размеренности и безраздельного внимания со стороны супруги. Взрослая деловая дочь, нежелающая выходить замуж и рожать, продолжала жить с ними, оттягивая всю заботу и любовь жены на себя, чем раздражала главу семейства всё больше и больше. О жизненном плане, собственноручно нарисованном для маленькой Оленьки, мужчина, разумеется, давно забыл. И в отсутствии внуков и зятя винил дочь и только дочь, считая её гордячкой, эгоисткой и капризулей.
Снегирёва решила взять быка за рога сразу, без экивоков.
- Не женат? - закинула первую удочку Оля. – Такой красивый, успешный…
- Не так - то просто найти своего человека, - усмехнулся Дима.
О! Снегирёва помнила эту улыбку, она снилась ей по ночам, от чего трусики Оли оказывались постыдно- мокрыми.
Бесшабашная, по- мальчишечьи задорная, от неё становилось светло и радостно, даже в самый пасмурный и угрюмый день.
- Может, у тебя слишком завышенные требования?- Оля будто невзначай коснулась Димкиной руки.
Забытое ощущение, будоражащее, слегка пугающее. Его кожа источала тепло, мягкое, надёжное. И весь Ольгин организм отчаянно позавидовал её пальцам, желая так же, как и они, почувствовать это.
- Нет, - расхохотался Дима, убирая свою руку. – Требования обычные, как у всех. Кстати, скоро я попрощаюсь с холостой жизнью. Свою судьбу я встретил летом. Эта странная, почти мистическая история, хотя, кому-то она может показаться самой обыкновенной. Моя девочка приехала в Сочи с сестрой, поселилась в гостинице, и я какое-то время, даже не обращал на неё внимания. В сезон у меня кто только не останавливается. Но однажды, куря на балконе я увидел её. Закатное солнце дробилось на морской глади облепиховой гроздью, волны медленно накатывали на берег, лаская прибрежную гальку. А она сидела неподвижно, хрупкая, тонкая, словно фарфоровая статуэтка и смотрела куда-то в даль. Ветер трепал её волосы, гладил белую, молочную кожу. Такие, как она загорают плохо, сколько бы не валялись на солнце. И в тот момент я отчётливо понял, что её место здесь, в этом городе, в моём доме, рядом со мной. До её отъезда оставалось семь дней. О! Эта неделя была самой счастливой неделей в моей жизни. Оказалось, что мы любим одни и те же фильмы, одни и те же книги, даже в выборе еды мы с ней совпадаем. Я точно знал, что, наконец, встретил своего человека, с которым легко, спокойно, которому можно верить. Сюда я приехал не только на встречу выпускников, а ещё и за ней.
Ольга стояла оглушённая, ослеплённая, свалившейся на неё правдой. Дима - не свободен. Она- Оля Снигирёва, написавшая диссертацию, ставшая в тридцать два года заведующей отделением, ему не нужна. А нужна какая-то бездельница, разъезжающая по курортам, любительница праздно проводить время, греясь на солнышке.
- И как же выглядит твоя принцесса?- сама не зная зачем, спросила Ольга.
Дима тут же, словно только и ждал этого вопроса, выхватил из кармана свой смартфон.
С экрана, на фоне раскидистых зелёных пальм, в лучах южного солнца счастливо и беззаботно улыбалась медсестра Алёна.
Закорючка.
Духота. Запахи туалетной воды, спирта, кондиционера для белья и пота смешивались, переплетались между собой. Закрыв глаза Ирина Петровна тут же видела разноцветный клубок из перепутанных нитей. Жёлтая- потные подмышки Валентины Степановны, алая- густые, тяжёлые духи Полины, рыжая- рыба, недавно съеденная Львом Львовичем.
Ирина Петровна тяжело разлепляла веки, окидывала взглядом кабинет заведующей, огромные часы в позолоченной раме с массивными стрелками, и вновь погружалась в коричневый сумрак сомкнувшихся век.
- Мне очень интересно, дорогие мои, куда делся весь перевязочный материал?- спрашивала доктор Снегирёва. – Кстати, то же самое заинтересовало и комиссию из гор. здрава.
- Девочки, - испуганно взвизгнула старшая сестра. – Вы опять всё истратили на больных? Я же сказала, чтобы вы ничего не брали. Это на случай проверки.
- А как работать-то?- прокряхтела старушка Мария Николаевна, теребя верхнюю пуговицу халата. Собственные слова показались ей чрезвычайно смелыми, и она, выпалив эту короткую фразу, уже жалела, что вообще подала голос.
- Я уже объясняла, как, - холодом в голосе Снегирёвой можно было заморозить кипящую лаву. – Если у тебя, моя дорогая, старческий маразм, то отправляйся на покой. Итак, объясняю для особо-тупых, пишем больным список всего того, что они должны с собой принести. Если не приносят - их проблемы.
- Но ведь они жалобы будут писать, - робко вступила Полина, ненавидя саму себя за дрожащий голос и сухость во рту. Как же ей, Полине, обычной медсестре, хотелось быть лучшей в глазах этой роскошной, холодной и непреступной женщины. Чтобы та заметила её старания, оценила, приблизила к себе. И Полина была бы самой преданностью. Но эти дуры вновь накосячили, рассердили её кумира. И теперь кумир злится на всех, включая и Полину.
- Работайте так, чтобы не жаловались. Неужели мне ещё и эти вопросы решать?- доктор Снегирёва обнажила ряд белоснежных идеально-ровных зубов, чем ещё больше смутила собравшихся в её кабинете медиков.
- Дурака не валяйте, - рыкнул Кожевников, и все забыли, как дышать.- Приходит больной на перевязку, а сёстры его прогнать должны, мол, бинтов у тебя нет? Иди отсюда, пусть твой шов загноится! Вы это предлагаете?
- Кожевников, я говорю не с вами, - улыбка начальницы тут же погасла, всё же, огромного хирурга, грубого, злобного, вечно-рычащего, как таёжный медведь, она опасалась. И даже, как бы Снегирёвой не было стыдно, боялась говорить с ним один на один. Женское чутьё подсказывало ей, что девочек он бьёт.
- А какого хрена меня сюда позвала, коли, не со мной говоришь?- проворчал мужик и прикрыл веки, демонстрируя своё безразличие ко всему происходящему.
Рассудив, что лучше не будить лихо, пока оно тихо, Снигирёва, больше не обращая внимания на мужлана-хирурга, заговорила о скором приезде мэра.
- Во сколько приедет, во столько и приедет, - говорила она, читая недовольство на лицах и жалкие попытки это самое недовольство скрыть. – По сему, все сидим на рабочем месте. Если спросят о зарплате- не ныть, а отвечать:»Зарплата у нас достойная!» И, очень вас прошу, приведите свои халаты в надлежащий вид!
Лица сестёр и врачей вытянулись от удивления, возмущения и ощущения собственного бессилия, что Снигирёву только позабавило. Снигирёва усмехнулась и переключилась на следующую тему, стоящую на повестке дня.
Слова заведующей стучали звонко и бодро, будто кусочки льда в стеклянном стакане. В каждой льдинке был заключен какой-то смысл. И медсестра с двадцатилетним стажем - Бочкина Ирина Петровна честно пыталась его расшифровать, но не могла. Коричневый сумрак, в котором плавал тошнотворно- пёстрый клубок из запахов, утягивал, лишал воли. А ведь сегодня ей вновь работать целые сутки. Не спать вторую ночь, ведь этой ночью должна была дежурить Полина. Просто, Ирина Петровна, по своему обыкновению, согласилась заменить молодую медсестричку. Бочкину часто просили об этом, зная, что та не откажет и взамен ничего не попросит. Такая уж у неё, у Бочкиной, была натура. Никому Ирина Петровна не перечила, ни с кем ни спорила, на всё соглашалась. И все шли к ней за деньгами в долг, за добрым словом, за помощью.
- Ирина! – заведующая повысила голос, и одна из льдинок стала острой, как кинжал, уколов Бочкину, пронзив коричневый сумрак, разрезав нити клубка.
Заведующая, всех медсестёр, не зависимо от их стажа и возраста, принципиально называла по именам, подчёркивая их место в медицинской иерархии. Медсестра - расходный материал, рабочий скот, так стоит ли называть его по отчеству? Так что если ты пришла в восемнадцать лет Машей, Машей и останешься, пока не уволишься, не выйдешь на пенсию или умрёшь.
Бочкина подняла заспанные глаза на начальницу. Та сияла свежестью, силой и здоровьем выспавшегося, полного жизненной энергией, человека. Белоснежный халат отутюжен, волосы собраны в деловой пучок, на губах нежно-розовый блеск.
По сравнению с ней, сонная Ирина Петровна в помятом халате и немытой головой, казалась себе жалкой бродяжкой у ног королевы.
- Ты стала много себе позволять, как я посмотрю, - голливудская улыбка доктора Снегирёвой превратилась в оскал. – Начальницей себя почувствовала?