В том числе и нас с Эдвардом. Как бы мне ни мучительно было видеть, как ухаживает человек, которого я люблю, за моей родной сестрой, все же лучше, если он будет оставаться на глазах у меня, брата и, чего уж скрывать, моего батюшки.
Бродить в одиночку Мануэлю Де Ла Серта было строго противопоказано. Потому что это чревато внезапной смертью.
– Что же, нам отказали от дома? – ошарашенно спросил Мануэль, как-то беспомощно косясь на брата.
Эмма покачала головою.
– Вовсе нет, джентльмены. Вы же хорошие друзья нашей семьи, вы так близки с моим братом, – мягко произнесла она, обезоруживающе улыбнувшись иберийцам.
Когда она только успела научиться подобным фокусам? И, главное, у кого? Не у меня же, в самом деле.
– Что же, на моем пути не встречалось никаких цыганок. Так что я все еще могу надеяться… – вкрадчиво начал Теодоро Де Ла Серта, демонстративно не замечая явного возмущения старшего брата.
Наша младшая и тут нашлась с должным ответом.
– Можете надеяться. Но разве вы не должны бережно относиться к чувствам своего брата?
Сама Эмма почему-то вовсе не казалась расстроенной грядущей потерей двух кавалеров, чему я была немало удивлена. У меня в голове не укладывалось, что все могло обернуться именно таким образом.
– А вы, леди Эмма, всегда щадите чувства своей сестры? – нашелся, в конце концов, Теодоро, которому совершенно не хотелось отказываться от красавицы только потому, что его брат попал в немилость.
– Всегда, когда понимаю, что могу ее ранить, – ответила со свойственной нашей семье решительностью младшая. – К несчастью, Ева бережет меня еще больше, и порой сама скрывает свои чувства.
Не знаю, что подумали Де Ла Серта, а вот я услышала в словах сестры упрек. Упрек в мой адрес. Она обвиняла меня в том, что я не готова до конца пустить ее в свою жизнь… Создатель… Надеюсь, она не догадалась, какие чувства я испытываю к Мануэлю. Только этого мне не хватало.
– Вы так и останетесь дороги мне. Но как друзья. Я не желаю, чтобы джентльмен, ухаживая за мною, думал при этом о другой даме. Как и не желаю становиться причиной для размолвок между братьями.
Это был финал, достойный пера лучшего драматурга. Публика оценила и замерла в благоговении. Причем мы с Эдвардом были изумлены едва ли не больше Де Ла Серта.
Да уж, выучка леди Кэтрин ни для кого не проходит даром, а именно Эмма больше всех нас проводила времени с матушкой…
Мануэль и Теодоро покинули поле боя, оставив его за шестнадцатилетней девчонкой, которая была чертовски довольна собою.
– Что это было? – первым делом спросил у Эммы мой второй, когда сыновья посла нас покинули.
Мне тоже безумно хотелось узнать то же самое.
Младшая смерила нас спокойным взглядом и изрекла:
– Иберийский оказался слишком сложен для меня.
Я не верила своим ушам. Еще пару дней назад Эмма клялась всеми святыми без разбору, что непременно будет говорить на этом «чудесном, увлекательном языке». И вдруг подобная перемена?
– Не настолько уж я влюблена в этих молодых людей, чтоб целоваться в ночном саду… И не настолько смела.
Младшая поднялась на ноги и подошла ко мне.
– И, разумеется, я никогда бы не стала принимать знаки внимания от молодого человека, которому отдала свое сердце моя сестра.
Странно, что гром не грянул и пол под нами не провалился.
– Ты… когда?.. – хрипло спросила я у Эммы, чувствуя себя ужасно неловко от всего происходящего.
Сестренка вздохнула и закатила глаза. Точь-в-точь как наша мама. Просто до дрожи похожа.
– Да сегодня! Хотя и прежде подозревала нечто подобное. Ты всегда старалась оставаться рядом с ним. Ты бросилась защищать его, едва он оказался. Была готова рискнуть репутацией… В тебе всегда была сильна страстность цыган, но и благоразумие Дарроу не уступало. А ради Мануэля Де Ла Серта… Создатель…
Я тяжело вздохнула и закрыла лицо руками, пытаясь спрятать от младшей сестры пылающие щеки.
– И теперь этот бал… Даже если бы я не заметила, как вы с Эдвардом переглядываетесь, все равно бы поняла, что это была именно ты. Только у тебя хватило бы…
– Бесстыдства?.. – всхлипнула я, чувствуя себя особенно жалкой рядом с шестнадцатилетней сестрой, которая не наделала столько опасных самонадеянных глупостей.
Но Эмме удалось меня удивить еще раз:
– Смелости, Ева. Смелости.
Мне не сразу удалось поверить в услышанное.
– Я даже представить не в состоянии, сколько же смелости должно быть в тебе, что ты вот так можешь бросить все и провести вечер с тем, кого любишь.