«Собственно… я знаю ее довольно хорошо. Или не знаю вообще».
Потянувшись, он положил руку на ее бедро и сразу же почувствовал, как она напрягается под этим прикосновением. Шелковистая ткань юбки легко скользила под пальцами Люциуса, когда он вел по бедру рукой, мягко касаясь его соблазнительных изгибов. Он поднялся почти до талии, прежде чем наклониться к Гермионе.
— Нет, скорее, я удивлен. Удивлен больше, чем ты можешь себе представить. Но не разочарован… — тихо произнес он. — Знаешь, сегодня я чувствовал себя немного виноватым перед «Леди в маске». Потому что желал другую. А теперь и вовсе кажусь себе редким идиотом, понимая, что ты — это и есть она…
— Извини, ничем не могу тебе помочь. Хотя… ты оказался умнее, чем я думала, Люциус, — она посмотрела на его рот и неосознанно облизнула губы.
«Черт… Мне хочется, чтобы он поцеловал меня. И почему-то это мне представляется еще более интимной вещью, чем то, что мы уже вытворяли друг с другом… Но как я могу целоваться практически с незнакомцем? Или… он уже не незнакомец?»
Малфой негромко засмеялся.
— Вообще-то, если б ты не промурлыкала так хрипловато и знакомо мое имя, и по моему телу не пробежала привычная дрожь, я бы даже не подумал, что хитрая лисица, преследующая мои мечты, и синий чулок, регулярно набрасывающийся на меня с претензиями, — это одна и та же женщина.
Люциус наконец подобрался к талии и понял, что ее платье представляет собой юбку и корсет, надетые по отдельности.
— Ага… значит, признаешься, что одержим мной? — усмехнулась она в ответ, борясь с желанием толкнуться ему навстречу, ведь Малфой уже коснулся кончиками пальцев обнаженной кожи.
— Признаюсь, — согласился он, расстегнув юбку, стремительно стащил ту вниз и небрежно бросил с кровати.
— Люциус, что ты делаешь? — глаза Гермионы расширились, она не была готова к тому, что ее начнут раздевать.
— А что я делаю? Ты сказала, что отдашься мне, когда я смогу поймать тебя, и теперь я хочу, чтобы ты сдержала слово, — охрипшим голосом прошептал Малфой, и глаза скользнули по гладкой, кремовой коже голых ног Гермионы к крошечным атласным трусикам, что были надеты на ней под юбкой.
— Но ты же… не собираешься взять меня сейчас. Ведь теперь ты знаешь, кто я… — она тихонько застонала, когда горячая ладонь проникла между ее бедрами.
— Неужели ты думала, глупенькая, что это имеет для меня значение? — Люциус почти не мог ни о чем думать. Все мысли занимала эта женщина и ее кожа — мягкая и нежная.
«Мерлин! Я почти забыл, какой шелковистой может быть женская кожа…»
— Конечно, я думала, что это будет важно! Я маглорожденная, ты чистокровный маг, который когда-то вообще пытался уничтожить меня. И таких, как я! — Гермиона прикусила нижнюю губу, пытаясь сдержать еще один стон, когда его рука погладила ее по бедру и поднялась к изгибу талии.
— Не уничтожить, не преувеличивай. Просто изгнать из волшебного мира… — его голос стал глухим и каким-то далеким, а глаза жадно оглядывали фигуру, словно пытались запомнить каждую ее черточку. — Я мечтал о твоей груди с того самого вечера, когда ты шагнула ко мне из тени около клуба, — Малфой ладонью дотронулся до полушария и мягко сжал его. — Ты сильно рисковала в тот вечер… Сказать по правде, уже тогда тебя спасло только умение внезапно исчезать.
— Забавно… А ведь ты никогда не думал, что я прекрасна, пока не началась эта игра, — запрокинув голову и прикрыв глаза, Гермиона откровенно наслаждалась его прикосновениями. И тихо охнула, когда его пальцы принялись потихоньку спускать кружевную окантовку корсета.
— Не совсем так. Ты всегда была интересна мне, но не как женщина. Просто теперь… все изменилось. Мало кто мог удивить меня в этой жизни так, как ты, Гермиона. Признаюсь, ты сводишь меня с ума… — казалось, Малфой и сам не мог поверить, что произносит нечто подобное.
Теперь, когда он узнал имя своей загадочной «Леди в маске», и ею вдруг оказалась женщина, уже давно нравившаяся ему, увлеченность Люциуса и впрямь начала граничить с одержимостью. И предмет этой самой одержимости наконец-то находился у него в руках. Мало того… привязанный к его кровати! Малфой не совсем понимал, что именно должен чувствовать в этот момент, но одно знал точно: знал, что не сможет думать ни о чем, пока не овладеет этой ведьмой. Пока не сделает ее своей…
— Люциус… — она открыла глаза и повернула лицо, чтобы взглянуть на него. Жар во взгляде Малфоя казался столь ощутимым, что Гермиона невольно почувствовала, как ответное желание загорается где-то внутри.
«Что греха таить… Я же давно хочу его, просто никогда не думала, что у нас сможет что-нибудь получиться».
— Скажи это снова, — прошептал Люциус, и взгляд его потемнел.
Она прикусила нижнюю губу зубами и снова прошептала его имя.
— Меня сводило с ума, что ты всегда называла меня «мистером Малфоем», даже после того, как мы ласкали друг друга так, как не делают этого и некоторые женатые пары. Мне казалось, что ты словно бы уклоняешься от меня, отгораживаешься…
Внезапно та нестерпимая жажда, что обуревала его, отступила, уступив место другой, не менее горячей эмоции. Теперь им овладел безудержный гнев, ощутимо вибрирующий по позвоночнику.
«Она сознательно обманула меня! Играла мной, как юнцом!»
Поднявшись, он пробормотал заклинание, освобождающее ее от пут, и дернул на себя, тут же укладывая на колени лицом вниз.
— Ай! — взвизгнула Гермиона, шокированная и возмущенная его действом. — Что, черт возьми, ты делаешь?
— Собираюсь наказать тебя! И видит Мерлин, ты заслужила это. Ты играла мной несколько месяцев, маленькая мерзавка, снова и снова заставляя гоняться за собой. Ты подвергала себя опасности, черт возьми! Вот что бы ты делала, если б тебя поймал не я?! — ладонь Люциуса с громким хлопком опустилась на ягодицы Гермионы, прикрытые только атласной полоской трусиков.
Удар оказался не слабым — та изумленно вскрикнула. Малфой ударил еще раз… еще… и еще, пока ладонь не онемела, а щеки чуть покраснели от усердия. Вообще-то, щеки Гермионы тоже раскраснелись, правда, скорее, от ярости, так что Люциус почувствовал себя отомщенным и остановился, пытаясь успокоить дыхание. Более того, он понял, что Гермиона совсем даже не сопротивляется ему: смирно лежит у него на коленях, тихонько хныкает, и только ладошки судорожно впиваются в покрывало, а бедра слегка двигаются навстречу его ладони. Его губы дернулись, и он ласково провел рукой по коже.
— Так-так… Значит, маленькая хулиганка все-таки согласна с таким наказанием? — он стянул с нее трусики и бросил их на пол, довольный, что она чуть приподняла бедра, помогая ему.
Потом потянулся к ленточкам, шнуровавшим корсет сзади. Развязал узел и медленно расстегнул его, освобождая Гермиону, на коже которой виднелись красные следы. Люциус погладил их кончиками пальцев и вдруг опустил руку на бедро.
— Перевернись, — хрипло приказал он, помогая ей перевернуться и устроиться теперь уже на спине.
Глаза их встретились. Малфой окончательно стащил корсет с ее плеч и тоже бросил его на пол. Теперь она лежала у него на коленях полностью обнаженной. Люциус чуть наклонился.
— Поцелуй меня…
Обняв за шею, она притянула его к себе и наконец сделала то, что давно уже хотела сделать. Губы Люциуса были такими мягкими, как раз такими, как она и представляла себе в мечтах. Он был нежен, и это тоже заставило ее дрожать и от неожиданности и чего-то еще… Чего-то волнующего и щемящего.
«Как может этот человек, больно отшлепавший меня только что, быть таким нежным? Как он может… целовать меня с такой болезненной сладостью?»
Гермиона негромко застонала прямо в губы Малфою, и, обняв, он притянул ее к себе. Перевернул и уложил в центре кровати, склонившись над ней и не прерывая поцелуя, тоже казавшегося ему сладким. Они еще долго целовались. Целовались, пока у обоих не начали болеть губы и перестало хватать воздуха. Лишь тогда Люциус опустился ниже, продолжая целовать ей шею, а потом и ключицы.