— Люциус… на тебе, в отличие от меня, до сих пор слишком много одежды, — жарко зашептала Гермиона, принявшись торопливо стягивать с него рубашку.
Покончив с которой, тут же занялась брюками. Она быстро расстегнула их и, проникнув ладонями под пояс, приподняла обернутые вокруг Малфоя ноги и ступнями толкнула брюки вниз. Удивленный, он не знал, как реагировать: еще никогда у него не было женщины, участвующей в процессе обоюдного раздевания. Обычно его партнерши смирно ждали, когда он разденет их и разденется сам.
— Решила поспешить? — усмехнулся он, помогая ей и стряхивая штанины уже с лодыжек.
— Да, — расправившись с брюками, Гермиона обняла его ногами за талию и принялась водить ладошками по спине, иногда слегка впиваясь в нее ногтями. — Я слишком долго ждала этого…
«Черт! Все происходит так стремительно, но будь я проклят, если стану останавливать это», — мелькнуло у Малфоя, который вздрогнул, потому что женские ногти впились ему в плечи. Он потянулся к ее рукам и, подняв их у Гермионы над головой, стиснул тоненькие запястья.
— Как долго? Скажи мне, как давно тебе хотелось оказаться в моей постели? Скажи… — высокомерно прошипел он. Люциус страшно желал услышать это и услышать именно от нее. Убедиться, что не один он сходил с ума, желая этой близости.
— Не помню точно… но тогда я была еще очень молоденькая, — она чуть толкнулась бедрами ему навстречу. — Тогда ты еще был нашим врагом, и я впервые поняла, что можно не терпеть мужчину, почти ненавидеть его, но это ни капли не помешает его вожделеть.
— Правда? — уголок его рта дернулся, хотя эго просто возликовало от этого признания. — Только не опускай руки и не трогай меня, я и так еле сдерживаюсь.
Люциус чувствовал, как член дергается. Ужасно хотелось скорей проникнуть внутрь, но и прекращать эту сладкую муку он все равно не спешил. Однако руки с ее запястий Малфой убрал и немного отстранился.
— Ну же, Люциус! — потребовала она, извиваясь бедрами и стараясь прижаться к нему сильней, пытаясь заставить его войти в нее.
— Погоди… Я несколько месяцев ждал, когда же смогу заполучить это тело в безраздельное пользование, поэтому не буду спешить, — Малфой приложил ладонь к ее горлу, туда, где под пальцами бился пульс, и начал потихоньку опускаться ниже: к груди, полушария которой с самого начала гипнотизировали его. Нежная сливочная плоть восхитительно наполнила его руку, которая задела сосок, тут же сжавшийся от прикосновения.
— Люциус… мне нужно, чтобы ты кое-что пообещал мне, — прошептала Гермиона, когда пальцы Малфоя заскользили по напрягшемуся соску.
Очарованный представшим перед ним зрелищем, Люциус ничего не ответил, только кивнул, сообщая, что слышит ее. Ему почему-то казалось, что сейчас она попросит его о чем-нибудь, вроде использования какого-нибудь предохранения. Или попросит вообще не входить в нее, или велит никому не рассказывать о том, что происходит между ними. Но ошибся. Гермиона попросила его совсем о другом:
— Не обращайся со мной так, будто я сделана из стекла…
Эти слова настолько привлекли его внимание, что Люциус даже отвлекся от сладостного созерцания ее груди, чтобы встретиться глазами.
— То есть… я хотела сказать: не сдерживайся, опасаясь, что причинишь мне боль.
— Ты действительно хочешь этого? — дрожащим от волнения голосом спросил он, не веря своим ушам. Эта женщина не переставала изумлять его. Не будучи нежной фиалкой, она была партнершей, готовой к яростным проявлениям страсти. Готова была принять эту страсть, отдавая ему в ответ не меньшую.
— Я хочу, чтобы ты любил меня так, как тебе хочется… — прошептала Гермиона и выгнула спину, прижимаясь к нему еще крепче.
Зажав сосок между пальцами, он перекатывал до тех пор, пока тот не стал твердым. И тогда Люциус начал лакать его языком, дразня ее, заставляя выгибаться навстречу и умоляя о большем. Наконец, вняв этим мольбам, он с силой вобрал его в рот.
Сейчас, послушная его просьбе не опускать рук, она была невероятна: с изогнутой шеей, с побелевшими от напряжения суставами пальцев — Гермиона изо всех сил боролась, чтобы не дотянуться до него. А он ласкал и ласкал ее соски, переходя от одного к другому и иногда отстраняясь, чтобы полюбоваться на плоды своих трудов. И снова приникал к какому-то из них. Ее реакция только подпитывала возбуждение самого Малфоя, пока тот не понял, что пах уже дико ломит от возбуждения. Хотелось большего, конечно, хотелось снова вкусить ее и смаковать, лицом уткнувшись в женскую ее суть, вылизать ее сердцевину, пока Гермиона не закричит, не забьется на этой кровати, как тогда, на столе его кабинета. Но сделать еще и это он не рискнул. Терпения практически не осталось, а так хотелось сегодня вечером излиться именно в нее. Внутрь ее.
— Какая же ты вкусная… — глухо прошептал Люциус, губами прижимаясь к ее рту и наслаждаясь теперь им. — Твоя грудь просто идеальна, — он поднялся на колени, продолжая руками разминать и пощипывать ее соски. — Они похожи на спелые ягодки, и такие же сладкие на вкус.
— Войди в меня, пожалуйста. Хочу тебя, Люциус! — ее голос уже охрип от страсти. — Ты честно поймал меня, так бери же, наконец.
— О да, — прошипел Малфой, проводя головкой члена по припухшим, уже покрытым кремовой смазкой складочкам, и почувствовав набухший клитор. Ожидание стало невозможным, и он медленно и осторожно толкнулся вперед. Не удержавшись, негромко рыкнул, чуть не сходя с ума от ощущений, обрушившихся на него: тесное, обжигающее влагалище словно обволакивало член нежнейшей шелковой перчаткой. — Боги, я мог бы умереть внутри тебя.
— Еще глубже… Люциус, еще! — Гермиона скрестила ноги на его пояснице и почувствовала, как Малфой медленно погружается в нее.
Это было чудесно: она откровенно наслаждалась ощущением твердой массивной плоти, двигающейся в ней. На полпути он остановился, немного вышел назад, а потом снова проник, и теперь уже до конца. Еле слышно застонав, Гермиона зажмурилась, принимая его. А он склонился к ее лицу и начал целовать веки, губы, щеки… не переставая размеренно двигать бедрами.
— Это еще лучше, чем я представлял себе, ведьма, — он вздохнул. — Как же хорошо с тобой. Ты… ужасно тесная. И жаркая. Черт, почему я не сделал этого раньше!
— Мне тоже… Мне тоже очень хорошо с тобой. Пожалуйста, Люциус, сильнее! — пальцы ее сжались на спине Малфоя, и, вспомнив ее недавнюю просьбу, тот ускорился, с еще большей силой вколачиваясь в податливое тело.
Слова Гермионы эхом звучали в голове: не обращайся со мной так, будто я сделана из стекла, люби меня так, как тебе хочется. И улыбку, блуждающую на губах Малфоя, можно было назвать улыбкой триумфатора…
— Значит, любить тебя так, как мне хочется? Что ж… позволь показать это, — прорычал он, окончательно освобождаясь от привычной сдержанности, и тяжело врезался в нее, с силой сотрясая кровать. Глаза Гермионы расширились, и он увидел, какой сильный шок обрушился на нее.
«О да, кажется, именно это и было нужно ей».
Гермиона же чуть не рассмеялась от радости, поняв, что Люциус отпустил себя на свободу. Это было как раз то, чего она жаждала, чего всегда хотела от любовников, но не могла найти. Он не сдерживался, отдавая ей все, о чем она просила, и Гермиона поняла, что теперь наслаждается каждой мигом их слияния. Ничего сказать внятно она уже не могла, с губ слетали лишь беспорядочные стоны и крики чистейшего восторга. Наконец-то она чувствовала себя полностью удовлетворенной сексом, пусть оргазм еще и не наступил. Наконец-то ей бесконечно нравился процесс, предшествующий ему.
Сказать по правде, Люциус и сам ощущал нечто подобное, но все же с изумлением глядя в лицо Гермионы, брал ее так, будто от этого зависела сейчас вся его жизнь. Нет, конечно, он не осознавал этого, он вообще не мог думать о чем-то внятно. Но одно понимал прекрасно: наконец-то под ним лежала ведьма, которая сама попросила его не сдерживать себя, не контролировать, а просто взять ее. Взять, чтобы полностью овладеть ею, заклеймить своей страстью, и теперь откровенно упивалась этим. Она кричала, словно обезумевшая, и билась головой, почувствовав приближение оргазма, которое ощутил и Люциус — первые мягкие пульсации ее влагалища уже будоражили и его.