— Думаю, что я уже немного стар, чтобы использовать подобную терминологию, но в целом — да, Гермиона теперь моя подруга, — Люциус внутренне сжался при мысли о том, что она будет представлять его людям как своего парня. Ночью, когда они были вдвоем, а иногда и во время секса они, конечно же, легко обсуждали свои отношения. Это еще куда ни шло. Тем более что накануне уже решили: они начнут постепенно узнавать друг друга — встречаться, проводить время вместе и давать развиваться отношениям естественно.
— Ты же не можешь говорить все это серьезно?.. — Драко прислонился к дверному проему и уставился на них обоих. Они с Люциусом выглядели сейчас словно слегка провинившиеся подростки или же как возбужденные молодожены. — Ладно, хорошо, думаю, ваше сумасшествие со временем пройдет. Но, скажите мне на милость, почему в это время суток вы находитесь в гостиной почти голыми?
— Просто мы играли в Марко Поло, — улыбнулась Гермиона самой настоящей слизеринской улыбкой.
— В Марко Поло? Голыми?
— Не голыми, это преувеличение. Когда ты вошел, мы только собирались раздеться, — Гермиона спрыгнула с Малфоя и, обойдя его, обняла за талию и прижалась.
— Да вообще… должен сказать, что пройдет немало времени, пока я смогу смириться с мыслью о том, что вы можете быть голыми вместе, — он заметно вздрогнул и попытался не смотреть на приятную округлость бедер Гермионы, выглядывающую из-под рубашки своего отца. Нет, он определенно мог понять, почему отец возжелал эту грязнокровку, он просто не мог понять, как именно все это произошло. Как и почему Гермиона Грейнджер, эта маленькая заучка и героиня, эта «мисс войны» и «королева благотворительности» смогла забыть обо всем, что произошло между ней и его отцом, и, тем более, увлечься им?
Люциус заметил восхищенный взгляд Драко и нахмурился, притянув Гермиону ближе и давая понять, что она его собственность. И это острое чувство ревности оказалось для него довольно шокирующим: очень и очень давно он не испытывал чего-то подобного, когда думал о женщине.
— Думаю, сегодня нам стоит пропустить запланированный бранч, Драко. Мы можем обсудить дела и в следующий раз, — категорично заявил Люциус, бросая на сына выразительный взгляд, ясно сообщающий о том, что он не собирается извиняться ни за свое решение относительно его отношений с Гермионой, ни за сами отношения.
— Правильно, почему бы тебе просто не отправить мне сообщение, когда ты найдешь для меня время, а сейчас мне лучше удалиться и позволить вам вернуться к…
— Вернуться к играм в диких обезьян? — закончила со смехом Гермиона и взвизгнула, когда рука Люциуса хлопнула ее по ягодице.
Лицо Драко стало алым, как гриффиндорская квиддичная форма.
— Спасибо, Грейнджер, особенно за ту мысленную картину, что нарисовал мне твой комментарий, — бросив напоследок на них довольно растерянный взгляд, Драко повернулся и вышел из комнаты. Он направлялся к входной двери, чтобы вернуться домой в следующий раз. И изо всех сил постараться не думать о том, что в эту минуту отец трахается на полу гостиной со знаменитой грязнокровкой.
— Тебе понравилось над ним подшучивать, не так ли? — спросил Люциус, обняв ее и приподняв с пола.
— Ты видел его лицо… Как же я могла не наслаждаться этим? — она обняла его за шею, ногами снова обхватила за талию, когда Малфой уже нес ее на бархатное канапе, стоящее в углу. Люциус крепко обнял ее, уложил на подушки и накрыл своим телом.
— И не стыдно тебе за нас? — спросил он, расстегивая оставшиеся пуговицы на ее рубашке.
— Если я собираюсь делать это с тобой, то буду делать и под открытым небом, не крадучись и не прячась ни от кого, — она уже извивалась под ним, ладошки уже скользили по его животу, находя шнурок на его пижамных штанах и толкая их вниз по его бедрам.
— Мы сейчас, случайно, не об эксгибиционизме? — он расстегнул ее рубашку, обнажив грудь, которой был так очарован.
— Бог с ним, с эксгибиционизмом… Мы уже прошли его раньше, — Гермиона пальцами обвила член и погладила, прижав его к животу, пока Малфой продолжал ласкать ее грудь. — Полагаю, тебя больше волнует сам факт наших отношений, если, конечно, ты не передумал продолжать их.
— Не передумал. Но запомни, это будет означать, что другие мужчины не смогут смотреть на обнаженную тебя. Не хочу, чтобы другие мужчины смотрели на тебя даже в одежде, а тем более на тебя голую, — он опустил голову и лизнул ее сосок.
— Мы всегда можем попросить посмотреть на меня какую-нибудь женщину, раз ты так уж против мужчин, — Гермиона почувствовала, как его член дернулся рядом с ней, и увидела ухмылку, что заставила приподняться его губы.
— Это может сработать, — он прильнул к одному из ее сосков.
— Ах ты, извращенец! — зашипела она и выгнулась, сильнее прижимая грудь к его губам и тем временем направляя кончик члена к входу во влагалище.
— Заметь, ты сама это предложила, — Малфой толкнулся вперед и закрыл глаза, когда его обволокла гладкая горячая плоть.
«Черт! Привыкну ли я когда-нибудь к той эйфории, что охватывает меня внутри нее? Как же сильно это отличалось от всего, что я знал раньше. Ощущения настолько яркие, что я не знаю, как объяснить это все… Могу сказать лишь, что все происходящее — правильно! С ней все чувствуется так, как и должно быть…»
— О, заткнись, Люциус, — резко прошептала она, прежде чем потянуться к его рту губами. Следующим, что смог выкрикнуть Малфой, было ее имя, и сделал он это так громко, что даже потревожил сов в своей совятне.
========== Глава 13. Вопрос выхода в отставку ==========
После почти двух месяцев отсутствия, один из которых она провела с Люциусом, отвезшим ее в неожиданный отпуск на горные склоны Швейцарии, где они проводили время в заснеженном шале, занимаясь любовью и узнавая друг друга заново, Гермиона вернулась на работу. Она посмотрела на свежую фотографию, украшавшую ее стол своей блестящей и красивой серебряной рамкой. С фото широко улыбался Люциус Малфой, обнимающий ее сзади, на фоне заснеженных горных вершин, виднеющихся недалеко от них. Никогда (пусть даже через миллион лет) она бы не подумала, что когда-нибудь у нее будут фотографии Малфоя и, что самое главное, ей будет так приятно смотреть на них.
А вот наблюдать за реакцией людей на появление этой фотографии было и впрямь забавно. Все узревшие у нее на столе фото с Малфоем выглядели так, будто ожидали, что в любой момент Люциус и Гермиона должны сразиться на дуэли или, возможно, встать и рассмеяться, признаваясь в гигантском обмане общественности. Чистокровные дамы, которым Малфой был наиболее интересен, бессовестно распространяли в своем кругу слухи, что, дескать, Гермиона околдовала его, а то и вовсе применила Амортенцию или другое Приворотное зелье, поскольку Люциус Малфой никак не мог опуститься до нее. Волшебниками-мужчинами овладела прямо противоположная мысль: они были убеждены, что хитрый и коварный Малфой каким-то образом превратил ее в свою личную секс-рабыню. Оба варианта домыслов веселили Гермиону. Они с Люциусом оба были довольно агрессивными, доминирующими любовниками, и их сексуальная жизнь зачастую грозила возможным взрывом, при этом продолжая улучшаться день ото дня. И уж конечно, никого в их союзе нельзя было назвать ни секс-рабыней, ни околдованным рабом.
Она постаралась отвлечься от мыслей об обнаженном Люциусе и попыталась снова сфокусировать их на стопке просьб о помощи, что лежала у нее на столе. Гермиона никак не могла найти средства, чтобы помочь им всем в финансовом отношении, но, возможно, смогла бы заставить местные благотворительные организации пожертвовать еду и одежду для некоторых из наиболее нуждавшихся. Она вздохнула и начала сортировать просьбы, исходя из степени потребностей просящих, снова чувствуя на своих плечах тяжкий груз собственной беспомощности.
— И что… отставка твоя, смотрю, длилась совсем недолго, да?
Пораженная, она подняла глаза и увидела, как Люциус врывается в дверь кабинета и швыряет на стол свежий номер Ежедневного Пророка. Он казался разозленным, очень разозленным, и Гермиона понятия не имела почему.