— Не думаю.
— Ты, наверное, хочешь меня сбить с толку, — сказала Нора. — Ладно, зная их, трудно представить, что кто-то из них виновен, но я постараюсь отбросить личные ощущения и придерживаться логики. Вчера ночью, прежде чем уснуть, я составила список всех…
— Нет лучше средства против бессонницы, чем элементарное следование логике. Это как…
— Не будь таким снисходительным. Ты ведешь себя почти как слепой.
— Я не хотел тебя обидеть, — сказал я и поцеловал Нору. — У тебя новое платье?
— Меняешь тему, трус ты этакий!
27
Днем я поехал на встречу с Гилдом и, как только мы пожали друг другу руки, начал вправлять ему мозги:
— Я не брал с собой своего адвоката. Думал, будет лучше, если я буду приходить к вам неофициально.
Гилд наморщил лоб и покачал головой, как будто я причинил ему боль.
— Так оно и было, — терпеливо сказал он.
— Так было до поры до времени.
Гилд вздохнул.
— Никогда бы не подумал, что вы способны ошибаться, как большинство людей, которые думают, что раз мы… Ведь вы понимаете, мистер Чарлз, — мы обязаны проверить все версии.
— Знакомая песня. Ладно, что вы хотели узнать?
— Все, что я хочу узнать — это кто убил Вулф и Нанхейма.
— Попробуйте расспросить Гилберта, — посоветовал я.
Гилд поджал губы.
— А почему именно его?
— Он сказал сестре, что знает убийцу, сказал, что узнал это от Вайнента.
— Вы хотите сказать, он виделся с отцом?
— Дороти говорит, что именно так он ей сказал. Самого его расспросить у меня не было возможности.
Гилд скосил на меня свои водянистые глаза.
— Мистер Чарлз, что же у них там за обстановка?
— В семье Йоргенсенов? Думаю, я знаю не больше вашего.
— Я не про то, — сказал Гилд. — Просто я не способен составить о них какое-нибудь определенное мнение, и это факт. Вот, скажем, миссис Йоргенсен, что она из себя представляет?
— Блондинку.
Гилд уныло кивнул.
— Угу, вот и все, что я о ней знаю. Но слушайте, вы же давно с ними знакомы, а по словам миссис Йоргенсен, вы с ней даже…
— Я и с ее дочерью, — сказал я, — и с Джулией Вулф, и с миссис Астор. Я страшный ловелас.
Гилд махнул рукой.
— Я не говорю, что верю каждому ее слову, и обижаться не надо. Вы, если можно так выразиться, заняли неверную позицию. Вы ведете себя так, будто считаете, что мы хотим загнать вас в угол, а это совершенно неверно, в корне неверно.
— Может быть, но вы уже дважды расспрашивали обо мне только за последнюю…
Гилд посмотрел на меня холодными блеклыми глазами и спокойно сказал:
— Я полицейский, и я делаю свое дело.
— Вполне разумно. Вы велели, чтобы я пришел сегодня. Чем могу служить?
— Я не велел вам приходить, я вас попросил.
— Ладно. Чего вы хотите?
— Зря вы так, — сказал Гилд. — Мне так не нравится. Мы всегда разговаривали как мужчина с мужчиной, и я хочу, чтобы так было и впредь.
— Вы сами все испортили.
— Не думаю, что вы правы. Послушайте, мистер Чарлз, могли бы вы поклясться или хотя бы сказать, положа руку на сердце, что никогда ничего от меня не скрывали?
Говорить «да» было бесполезно, — Гилд мне не поверил бы.
— Практически, — сказал я.
— Практически, — повторил Гилд. — Все рассказывают мне практически всю правду. Чего я хочу, так это чтобы хоть один какой-нибудь непрактичный сорвиголова выложил мне всю подноготную.
Я мог посочувствовать Гилду: я прекрасно понимал, каково у него на душе.
— Может быть, — сказал я, — никто из тех, кого вы расспрашивали, не знал всей правды.
Гилд скорчил недовольную гримасу.
— А что, и такое возможно. Слушайте, мистер Чарлз, я разговаривал со всеми, кого смог разыскать. Если вы сможете кого-нибудь еще найти, я и с ним поговорю. Вы не забыли про Вайнента? Неужели вы не понимаете, что отделение работает день и ночь, чтобы отыскать его?
— Еще есть его сын, — сказал я.
— Есть его сын, — согласился Гилд. Он вызвал Энди и смуглого кривоногого человека по имени Клайн. — Найдите мне этого простофилю младшего Вайнента, я хочу с ним поговорить. — Энди с Клайном вышли. — Вот видите, — сказал Гилд, — вызвал его.
— У вас сегодня, наверное, нервы не в порядке, — сказал я. — Йоргенсена доставили из Бостона?
Гилд пожал широкими плечами.
— Его объяснения меня вполне устраивают. Но абсолютной уверенности все же нет. Хотите, я вам расскажу, а вы выскажете свое мнение?
— Конечно.
Я сегодня какой-то издерганный, это точно, — сказал Гилд. — Ночью глаз не сомкнул. Жизнь собачья. И зачем только я сунулся в это дело? Кто-то ведь владеет куском земли за проволочной оградой, имеет несколько голов серебристых лисиц… Ладно, в общем, по словам Йоргенсена, в 25-м вы спугнули его, и он смылся в Германию, оставив жену в тяжелом положении, — в каком, он не уточнил, — и сменил фамилию, чтобы его трудней было разыскать. С этой же целью он не стал заниматься своей обычной работой, а называл себя то ли техником, то ли кем-то еще, словом, доходы его уменьшились. Он говорит, что занимался чем придется, но, как я мог понять, по большей части он был жиголо, только вот дамы с тугим кошельком ему не очень-то попадались. И вот примерно в 27-м или в 28-м он был в Милане — это город в Италии — и прочел в парижском «Геральде», что в Париж приехала эта самая Мими, бывшая жена Клайда Миллера Вайнента. Друг с другом они знакомы не были, Йоргенсену было известно только, что она — ослепительная блондинка, из тех, какие нравятся мужчинам, что она весела и не очень умна. Он прикинул, что при разводе Мими должна была получить значительную часть Денег Вайнента, и решил, что сколько бы он от нее ни урвал, это не превысит суммы, которую ему недодал Вайнент, он получит лишь часть тех денег, которые принадлежат ему по праву. Йоргенсен наскреб на билет и рванул в Париж. Пока все нормально?
— Звучит неплохо.
— Мне тоже так кажется. Ну вот, познакомиться в Париже с Мими не составило труда — самому, или через кого-то, кто представил его Мими, или еще как-нибудь — а остальное оказалось совсем просто. Мими уцепилась за него со страшной силой — со страшной, это он сам так сказал — и первым делом, уцепившись за Йоргенсена, она думает о замужестве. Отговаривать ее он, естественно, не собирался. От Вайнента вместо алиментов Мими должна получить кругленькую сумму — двести тысяч, ей-богу! — новый брак этому не помеха, так что Йоргенсен угодил прямо на мешок с деньгами. На том они и порешили. По словам Йоргенсена, брак был фиктивным: заключен он был где-то в горах между Испанией и Францией испанским священником, но на территории, которая на самом деле принадлежит Франции. По словам Йоргенсена, это обстоятельство делает брак недействительным, но мне кажется, что он просто пытается отвести от себя обвинение в двоеженстве. Как бы там ни обстояли дела на самом деле, мне это безразлично. Суть в том, что Йоргенсен накладывает на деньги свою лапу и не убирает ее до тех пор, пока они не кончаются. И понимаете, Йоргенсен уверяет, что все это время Мими не подозревала, что он может быть кем-то другим, а не Кристианом Йоргенсеном, парнем, которого она случайно встретила в Париже. Она ничего не знала до тех пор, пока мы не взяли его в Бостоне. Ну как, пока звучит правдоподобно?
— Пока правдоподобно, — ответил я, — кроме истории с женитьбой, но даже и ее можно принять.
— Угу, тем более, что к делу это отношения не имеет. Ну вот, пришла зима, деньги на исходе, и Йоргенсен собирается сбежать сразу, как только они кончатся. И вот тут-то Мими и говорит, что, может быть, есть смысл вернуться в Америку и еще раз тряхнуть Вайнента. Йоргенсен соглашается, что такой вариант неплох, но вот пройдет ли… Мими считает, что пройдет, и вот они садятся на пароход и…
— В этом месте рассказ дает трещину, — заметил я.
— Почему вы так решили? В Бостоне, где живет его первая жена, Йоргенсен появляться не собирался, на встречу с людьми, которые его знают, включая самого Вайнента, он не рассчитывал, а тут еще он услышал от кого-то, что существует закон о сроке давности, по которому вина снимается через семь лет. Йоргенсен не считал, что подвергается серьезному риску. И оставаться здесь надолго они не собирались.