Когда их губы встретились в поцелуе, к ним немедленно вернулось их прежнее нетерпение. Селия ликовала от первобытного ощущения, что отдает себя этому человеку и скоро примет его в себя среди этой первозданной природы. Она даже не заметила, как искусно он снял с ее плеч платье и сорочку. Она готова была вскрикнуть даже от простого прикосновения его руки к своей груди, когда он большим пальцем стал ласкать ее разбухший сосок.
Желая все большего и большего, она взяла его больную руку. Он весь напрягся, но останавливать ее не стал, и она стянула с его руки перчатку. Поймав его взгляд, она прижала руку к своей груди.
– О, Маркус, я и подумать не могла, что можно чувствовать нечто подобное. Мне кажется, я вот– вот вспыхну!
– И я сгорю вместе с тобой.
Минуту спустя они лежали, вытянувшись на земле. Вместо ладоней по ее возбужденному телу теперь блуждали его губы. Она снова выкрикнула его имя; его язык и губы дразнили ее, поедали ее, унося куда-то ввысь, ко все новым желаниям, о которых она никогда даже не догадывалась. Отчаянно желая как-то отблагодарить его за это волшебство, она погладила его напрягшуюся спину и прижала свой живот к его животу, стараясь быть ближе… ближе-ближе к нему.
Маркус шептал безумные, таинственные обещания, что только эта ночь могла принести им, покрывая все ее тело горячими поцелуями. Его рука прикоснулась к ее обнаженному бедру. Селия со стоном потребовала от него чего-то еще; ей показалось, что он не сможет более пошевелиться. Губы его легли на ее губы, и вдруг его рука устремилась в ложбинку между ее ног. Почувствовав, как его пальцы ласкают самую сердцевину ее пылающего существа, она поняла, что все ее чувства усилились стократ. Теперь она отдавала ему всю глубину своего естества. С этой минуты между ними не было прошлого – только будущее.
Неловкими от нетерпения руками она расстегнула ему брюки и освободила его, взяв словно младенца в свои ладони. Рука Маркуса сжимала ее грудь все сильней, и Селия почувствовала, что и он, так же как она, был готов соединиться с ней.
И вот он поднялся над нею и медленно скользнул в нее. Она изогнулась дугой, чтобы стать еще ближе к нему, чтобы ощущение того, что она стала с ним одним целым, усилилось еще больше. Его тело двигалось, и поцелуи совпадали с этими движениями, унося ее в полет, ввысь, в окутанное туманом небо. Селия вся извивалась в этом полете, пока не почувствовала, что больше не выдержит. Она просила от него все большего, не переставая ласкать его ладонями.
Наконец она уступила его неистовому требованию дать себе волю, более не в силах сдержать пламени, пылавшего там, где соединились их тела, и ее словно разорвало на кусочки! Он звал ее, она звала его, прося не дать ей сорваться с этой высоты на землю. Сжимая друг друга в объятиях, они взлетели на вершину полноты чувств, теряя власть над собой и падая вниз с наслаждением полного забвения.
– Усни, любимая,– через некоторое время, наверное спустя тысячу лет, шепнул ей Маркус. Селия больше не понимала, что такое время. Она хотела только жизни– здесь и сейчас,– не беспокоясь ни о прошлом, ни о будущем. Когда Маркус пошевелился, она не позволила ему уйти из своих объятий.
– Я только хотел подбросить веток в огонь, моя хорошая, – прошептал он, откидывая влажные волосы с ее лба. Закрывая ей глаза поцелуем, он пообещал тут же вернуться. Она сладко улыбнулась, он поцеловал ее. Наконец она отпустила его.
Укутанная плащом, Селия смотрела, как он возится возле костра. Ее снова поразило, как проворно он движется; так приятно было смотреть на отблески костра, пляшущие на его груди и спине! Теперь, когда он избавился от всего того, что полагалось иметь на себе мужчине, она представила себе, что перед ней – древний воин, готовый к смертельной битве с любым врагом за свой дом и за своих близких. Пусть ее назовут эгоисткой, но она была рада, что на войну он больше не пойдет. Это человек, которого она любит, и ей совершенно не хочется, чтобы ему причиняли боль.
Поняв, что она по-настоящему любит Маркуса, Селия совершенно не удивилась. В глубине души, она, наверное, знала это с той самой минуты, когда он в первый раз посмотрел ей прямо в глаза в ту ночь, у него в спальне. Разве посмела бы она быть такой дерзкой, стремясь привлечь к себе его внимание, не будь ее чувство столь глубоким? Ничто и никогда не сможет теперь пересилить этого чувства.
Впервые в жизни Селия была влюблена без памяти, влюблена в одного из упрямейших мужчин на свете. Дрожь пробежала у нее по телу, когда она вспомнила, как Маркус заговорил о чести перёд тем, как они вошли друг в друга. Что значила для него честь? Она опять поклялась, как когда-то, много-много лет тому назад, что ни за что не выйдет замуж без любви. Разумеется, требовалось нечто совсем другое, нежели просто увлечение, чтобы заставить ее забыть о том, что было у них с Дэниелом. Гордость поможет ей не ошибиться вновь. А если бы ей можно было выбирать, смогла бы она отвергнуть этого человека? Тут Маркус обернулся и посмотрел ей прямо в глаза, словно почувствовав, что ее что-то мучило.
Она улыбнулась и протянула к нему руки. Пусть завтра вернется реальная жизнь со всеми своими невзгодами и со всем тем, что может снова возникнуть между ними. А сегодня пусть каждый миг принадлежит только им двоим. О том, что будет потом, можно подумать и завтра.
Глава 15
Одиночная птичья трель окончательно разбудила Маркуса. Он лежал с закрытыми глазами, наслаждаясь последними мгновениями, когда еще можно не признаваться, что наступило утро. Летаргия сна покидала его, и он сосредоточился на том, что стал перебирать свои радостные ощущения. Он вдыхал тонкий аромат роз и прекрасно знал, откуда этот аромат исходит. Возле его плеча свили гнездышко спутанные, кудряшки цвета воронова крыла – это была женщина, которая полночи не давала ему уснуть.
Даже в самых своих немыслимых фантазиях он не мог представить себе того полета чувств, в который они отправились во мраке этой ночи. Самым ошеломляющим открытием было то, что все эти чувства и ощущения пробуждались в нем, стоило ей коснуться его правой руки. Сейчас она прижимала ее ладошками к своему подбородку. То, как она это делала, выглядело так невинно! Но действовало это на него сильнее, чем что бы то ни было. Но, наверное, не стоило удивляться такому необычному обстоятельству. Во всем, что делала эта девушка, она была совершенно не похожа на других женщин. Другой такой на свете нет!
Он не мог больше сопротивляться искушению и открыл глаза, чтобы устроить им праздник. Он смотрел на эту сирену, изломавшую всю его жизнь с той самой минуты, когда навела на него свой пистолет. Спящая, она выглядела такой бесхитростной, что любой, кто не знал ее, мог бы подумать, что это просто тихая, серьезная женщина. «Никто еще на свете не знал ее неистовой, всепоглощающей страсти»,– решил Маркус с улыбкой, вспоминая как она попросила его хоть раз обнять ее без стесняющих одежд.
В ней он познал изумительное отсутствие покорности условностям. Это привело его в восторг. «Ни одна женщина в моей жизни не действовала на меня так»,– подумал он, потом бросил сравнивать, потому что этим самым он принижал то, что произошло у него с Селией. Мысли его снова вернулись к долгой, жаркой, как в тропиках, ночи. Она с таким знанием дела стаскивала с него сапоги и потом опять вызвала его изумление, устроив ему пытку, когда стала с мучительной неторопливостью снимать с себя платье. Он думал, что сойдет с ума. Только усилием воли он сдержался, чтобы не наброситься на нее, словно голодный юнец.
Мысль о том, что они отдали друг другу самое дорогое, свою любовь, придала ему новые силы. Он наклонился и начал будить свою любимую поцелуями в густые, длинные ресницы. Потом он легкими как пух поцелуями прошелся по ее вздернутому носику. Он чувствовал, как она пошевелилась в его объятиях, слегка наморщив нос от щекотавших ее поцелуев. Наконец увидев изумрудно-зеленый блеск в ее глазах, все еще туманных от сна, он стал требовать внимания ее полураскрытых губ, утоляя жажду и вкушая их аромат.