– Айзек – мой брат, – продолжая хихикать, отвечаю я. – Я самая младшая в семье и мне двадцать пять. А дети, вы правы, они тут есть и скоро будет ещё двое. У меня в общей сложности три брата и сестра. Два племянника и племянница. Все проживают здесь вместе. Только я и Айзек пока не обзавелись семьями.
От выражения его лица, вытянутого в мгновение, уже не могу скрыть смеха, закрывая рот рукой.
– Простите за мою навязчивость. Почему вы живёте с ними? И ваш брат? Да и остальные? Насколько мне известно, то есть дома, что выставлены на продажу, да и квартиры.
– Я не живу с ними, прилетела на отдых из Америки. Я живу в Нью-Йорке, жила, точнее. Окончила юриспруденцию в университете Нью-Йорка и осталась там. А жить семьями в одном доме наша традиция, все поколения Эллингтонов проживали здесь и не переезжали, – поясняю я.
– И всё же не понимаю, мисс Эллингтон…
– Можно Энджел или Анжелина, – перебиваю его, отпивая чай и ощущая, как тепло от камина забирается на кухню, согревая меня.
– Мисс Эллингтон, если вы живёте в Нью-Йорке, зачем вы пришли в замок и работаете там? – Всё же сохраняет это различие между нами.
– Я жила в Нью-Йорке, а сейчас здесь. И почему бы не поработать, тем более я с детства мечтала попасть в замок, а он был закрыт. Мне нравится быть занятой, – пожимая плечами, беру печенье и откусываю его.
– И кем вы работали в Нью-Йорке?
– Секретарём в одной юридической компании.
– Планируете возвращаться?
– Пока не знаю.
– Почему?
– Нью-Йорк не покорил меня и не исполнил мою мечту.
– Какую?
– Поймать счастье, которое будет со мной всю жизнь.
– Мужчину?
– Счастье не только в мужчинах, Лорд Марлоу, но и во внутреннем спокойствии. Англия мой дом, и я рада быть здесь. Возможно, переберусь в Лондон после Нового года.
Хмурится, а мне интересно, что ещё он может спросить. И сейчас ловлю себя на мысли, насколько обстановка может смягчать людей. Влажные тёмные волосы превратились в отлив каштанов, а чёрная одежда подчёркивает смугловатую кожу намного изящнее, чем при освещённости в замке.
– Раз ваш допрос окончен, то мой черёд, – говорю я, отставляя чашку с чаем.
– Это был не допрос, а желание узнать, кто вы такая. Вы работаете с ребёнком, за которого я несу ответственность, – резко отвечает он.
– Почему Венди запрещено улыбаться? – Всё же пропускаю его замечание и явно данный мне подтекст – не лезть, спрашиваю.
– С чего вы это взяли? – Удивляется он.
– Она сказала. Её мама, которую она зовёт по имени, а для меня это дикость, запретила ей улыбаться или веселиться, после смерти её отца, вашего брата. И эта девочка ненавидит всех, кто позволяет себе радоваться. Причина её поведения и капризов отчасти в этом.
– Я не знал. Но поговорю с Хелен…
– Не смейте этого делать, вы лишь усугубите положение, в котором сейчас находится ребёнок. Вы отчитаете свою невесту, а она, предполагаю, сорвётся на дочери. Не надо. И как вы могли не знать? Это ведь ваша будущая дочь или вы её не собираетесь удочерять?
– Вам не кажется, что это не ваше дело, – поджимает губы, вставая со стула.
– Вы ведь тоже лезли не в своё, когда спрашивали меня о моей жизни. Так отчего же вы сами не отвечаете? – Тоже поднимаясь, смотрю в его глаза.
– Лорд Марлоу, я ведь не желаю вам зла. Ни вам, ни вашей невесте, ни Венди. Я лишь хочу, чтобы ребёнок был счастлив. Неужели, вам на это плевать? Вы сказали ей, что отправите её в пансионат. А это ссылка и явное доказательство нелюбви к ней. Почему? Почему вы так не любите её? Не хотите делить с невестой? – Продолжаю я, огибая стол и подходя к нему.
– Конечно, вы можете не отвечать, но подумать стоит над моими словами. Я человек со стороны и увидела многое. Мне жаль, что вы не прониклись этой девочкой, хотя она прекрасный ребёнок, – смотрит мимо меня, вновь показывая всем своим видом, что я никто. Грустно улыбаюсь, отходя от лорда Марлоу, собирая чашки со стола.
– Вы можете сесть в кресло, рядом с камином, там будет теплее. И дождётесь Айзека, полностью обсохнув, – предлагаю я, так и не получив ни единого ответа.
– Как я могу любить не своего ребёнка, мисс Эллингтон? Все эти громкие речи о том, что дети становятся родными – бред.
Эти слова достигают моего слуха, что кружка падает в раковину. Вздрагиваю, облегчённо вздыхая, что не разбилась. Оборачиваясь к мужчине, до сих пор слышу горечь в его словах.
– Просто. Каждый человек способен любить, лорд Марлоу, и вы тоже. Особенно детей. Венди не моя дочь, и даже не родственница, а я люблю её. За то, что вот такая любознательная, смышлёная, развитая не по годам. Она ведь дочь вашего брата, и сейчас ей нужен папа, хоть и не родной, – медленно подхожу к нему, подбирая слова.