— Генерал, — хмуро, нарочито строго проговорил Нэш, — нельзя ли нам с вами уединиться и побеседовать?
— Да-да! Конечно! — высоким голосом, нервически вскричал генерал Малиновский.
— Пожалуйста, сюда, вот в эту зеленую дверь. — И генерал собачкой побежал впереди полковника, угодливо открыл дверь и вошел в помещение только после Нэша.
Это оказалась довольно уютная комната, уставленная вдоль стен диванами, увешенная зеркалами, с прекрасным мягким ковром посредине. Полковник Нэш первый попрал его весьма нечистыми сапогами.
— Господин генерал, — разваливаясь на диване, кладя ногу на ногу, начал Нэш (комендант остался стоять перед ним). — Прежде чем выслушать от вас текущую ситуацию, я хочу сразу же высказать свои претензии. Да, высказать их с места в карьер, чтобы никаких недомолвок между нами не было впредь.
— Внимательно слушаю вас. — пролепетал потерянный, продолжавший стоять перед полковником правитель славного города.
Из-под фуражки, венчавшей его плешивую голову, тек пот, струился по лицу, мазал воротник. «Бедняга.» — с искренним сожалением подумал Дэвид. И все-таки продолжил в таком же хозяйском тоне:
— Генерал, не сочтите за резкость, но я просто возмущен приемом, оказанным моей команде. Нам не удосужились подать автобус к самому поезду, и мы метров триста маячили на почти открытом пространстве. И это взвод, призванный проводить серьезнейшую операцию! Как это понимать?
Генерал собирался промямлить что-то в ответ, но Дэвид его не слушал.
— Мало того, коль скоро нас повели в такую даль до автобуса, то следовало скрыть нас от глаз праздной публики. Думаю, вам доложили уже. Но, если не знаете, повторю, что какой-то досужий сумасшедший выпрыгнул на самой середине пути к автобусу. Как это допустили?! Ответьте! — сурово наставлял коменданта Нэш. — Если даже сумасшедший может оказаться на пути секретного взвода, выкрикивая проклятия в нашу сторону, то, подумайте сами, могли бы перескочить этот пустяковый забор разбойники, терроризирующие весь ледник? А? Это нехорошо, генерал. Очень нехорошо. И очень жаль, что сразу по прибытии я вижу непорядок, халатность. Не потому ли вы, распоряжаясь тысячами людей, не можете ликвидировать горстку животных в военной форме? Да ваши люди просто ожирели здесь, в этой империи развлечений! Они забыли, что такое настоящая жизнь. Которая, позвольте сказать, есть постоянная борьба. Борьба с напряжением всех физических и моральных сил. Да! Ваши люди разболтались, разбаловались, вылавливая пьяных обывателей по притонам. Их потолок — это унять банальную поножовщину. И то, уверен, даже с этим они не справляются в должной мере.
Нэш распалялся с каждым словом и невольно упивался своим превосходством.
— Посему, — продолжал он, — вам надлежит навести порядок в каждой мелочи. Запомните, в такой операции нет мелочей. И если господин Президент приказал вам обеспечить полную секретность операции, то вам придется ее обеспечить. У моего взвода должны быть лучшие условия для работы и проживания. Никаких проверок, никаких препятствий нам не чинить! В противном случае я буду докладывать наверх, у меня прямая связь с Министром Госбезопасности!
— Позвольте, полковник Нэш. Позвольте сказать, — генерал тужился изобразить гордость и достоинство на полном безвольном лице.
— Говорите, — смягчился Нэш и заметил: — Мне удобнее будет с вами разговаривать, когда вы сядете. Извините также за горячность в моих словах. Но войдите в мое положение. Весь день на нервах, и тут эта нелепость на вокзале!..
— Понимаю вас, господин полковник, ох как я вас понимаю! Не досмотрел. Виновные будут наказаны. Я же сам себя наказал тем, что был совершенно не готов. понимаете. не готов к этим ужасающим взрывам, к разбою. Мы мирные люди. и отвыкли. Впрочем, не будем об этом, — пытался взять себя в руки расстроенный генерал. — Поверьте, больше такого не повторится. Вам и вашим подчиненным создадут идеальные условия для работы и отдыха. Ведь вы, полковник, — наше спасение. — На глазах несчастного коменданта выступили слезы. — Вы еще не знаете этого, господин Нэш, но сегодня ночью произошло новое, самое серьезное событие.
— Да?! — даже вздрогнул полковник и повернулся на диване лицом к генералу.
— Да. Три часа назад террористы попытались вырваться из города по тоннелю Берлин-Париж. Сразу вас успокою — это не удалось. Бригада охраны стояла насмерть. Подмога подоспела стремительно. Но негодяям удалось улизнуть назад в город. Убито семь наших бойцов. Пятеро ранено.
— У-у! — Нэш простонал и взялся за голову.
— Но! — спешил его успокоить генерал Малиновский. — Убита одна нео-обезьяна, горилла огромных размеров. И две обезьяны точно ранены. Их уволокли товарищи. Они скрылись в подземных ходах. Это досадно. Но следы крови и анализы, проведенные экстренно, доказывают, что еще одна горилла и один шимпанзе ранены, и серьезно. Убитая же горилла сейчас в морге, проводится секретное вскрытие, анализ.
— Да какой к черту анализ, господин комендант! — взорвался Дэвид. — Банда скрылась, потери ваших сопливых бойцов снова чудовищны. И на другую чашу весов вы бросаете только тушу одной убитой гориллы?! Да отморозки каждую секунду могут выскочить в любой точке города. И поверьте, разгневанные потерей товарища, они станут еще решительнее и жесточе!
— Но позвольте, полковник.
— Нет, я этого решительно не могу позволить, господин генерал! Потому как не могу больше смотреть и слушать, как бравая подледниковая гвардия обс. ся в войне с тремя десятками террористов. Теперь уж извольте слушать меня. Скажите, почему, зная, что негодяи могут делать попытки вырваться за пределы Берлина, вы не организовали надежную охрану в тоннелях? Это что за пафосное «бригада охраны стояла насмерть»?! Да на каждом выходе из города должны стоять отряды вдвое, а то и втрое превышающие численностью поганую банду. Это так трудно было организовать?! Или у вас не хватает людей?! Отчего же тогда группы бездельников слоняются по городу, будто бы кого-то от чего-то там охраняя? Неужели три дня террора не убедили вас в том, что выбранная вами тактика проигрышная? Толпы полиции и верзил с автоматами бродят по городу днем и ночью, а обезьяны появляются там, где захотят, и расстреливают, и взрывают. А? Это очень нехорошо, генерал. Я вынужден буду доложить Министру Госбезопасности об упущениях, прямо-таки бросающихся в глаза с первого шага.
— Прошу вас, господин полковник. — Потное лицо коменданта побелело от ужаса.
— Прошу вас, дайте мне еще двое суток. Я растерялся. у нас совершенно нет опыта. Вместе с вами мы выработаем убедительную тактику. мы предупредим новые теракты… мы.
— Единственное, что оправдывает не только вас, господин генерал, но и все военное руководство — это объективное отсутствие опыта именно в такой ситуации. Вернее, это немного смягчает вашу вину. Вину перед убитыми и растерзанными, господин комендант! Но только немного, очень немного смягчает. И поверьте, когда я буду докладывать министру о ситуации, я всеми силами постараюсь вас обелить. Но и не докладывать, поверьте, я не могу. От меня ждут этого доклада. В то же время, как честный воин и гражданин, я не могу закрывать глаза на то, что их безжалостно режет. Начиная с приема, оказанного моему взводу, когда он мог быть просто расстрелян одним махом, и кончая тем, что я вижу растерянность в ваших глазах, генерал. И всего военного руководства тоже. Вы деморализованы. И если не приведете себя и своих подчиненных в чувство, вас всех придется уволить. Я буду лично ходатайствовать об этом. Возьмите себя в руки. Это перво-наперво. А во- вторых, поскольку я вижу состояние военного руководства и состояние дел в городе, то требую, чтобы буквально все военные мне подчинялись беспрекословно. У вас нет человека, способного взять ситуацию под контроль. Я стану этим человеком.
— Но как же.
— Нет, господин генерал, выбор за вами. Или сию минуту я выхожу на министра и честно докладываю истинную ситуацию, или мы с вами идем на следующий компромисс. Номинально все будет так, как и раньше, но все вопросы по организации охраны людей, по поимке и уничтожению террористов вы должны согласовывать со мной. Ни одно решение не должно приниматься без моего одобрения или без моей подписи. Постарайтесь внушить это своим подчиненным. Иначе это будет бардак. Три дня террора привели вас в состояние ступора. И чтобы вывести из него город, нужна жесткая централизация. Вот почему, а не из-за каких-то тщеславных соображений, я требую, чтобы все военные мне подчинялись безоговорочно. Мои бойцы с зелеными маячками на плечах должны ходить по городу беспрепятственно. Объясните это как можно строже.