— Это уже давно сделано, полковник Нэш, — проворчал немного обиженный комендант.
— А вы сделайте это еще лучше! Объявите, например, что за ненамеренные и преднамеренные помехи, созданные кем бы то ни было мне и моим бойцам, полагается, например, пять, нет, десять суток холодного карцера! Именно карцера, генерал! Я требую этого, поскольку отлично знаю природу людей. Простые уговоры и посулы на них мало действуют. Страх наказания — вот, что управляет людьми. Поэтому лично переговорите со всеми командирами гарнизонов и потребуйте, чтобы они довели каждому бойцу о моих условиях. Никаких препятствий мне и моим бойцам! И одновременно — всемерное нам содействие. Только так мы с вами сработаемся, господин комендант. И только так я готов закрывать глаза на многие упущения, которые тут заметил. Я прикрою вас перед Министром Госбезопасности (который, уверяю вас, уже рвет и мечет). Но и вы мне всей душой помогайте. Только в связке, во взаимной дружбе и преданности мы одолеем вероломную банду.
— Я очень рад это слышать, господин полковник. — Генерал опять старчески прослезился и тронул Дэвида за плечо. — Поверьте, я сделаю все от меня зависящее.
— В свою очередь, я тоже очень рад это слышать. Чувствую, мы сработаемся. — Нэш искренне улыбнулся обнадеженному коменданту. — А теперь, когда все недоразумения озвучены, когда мы нашли общий язык, давайте оговорим некоторые вопросы. А именно: все четыре выхода из Берлина должны быть надежно заблокированы. Потому как если банда вырвется из города, то сыскать ее будет почти невозможно. Наша сила именно в том, что знаем по крайней мере участок, где искать подлецов. Поэтому — жесткая блокировка выходов. Отрядить туда по сто самых лучших бойцов, в кратчайшие сроки наладить там условия для питания и отдыха. Как это будет сделано — я знать не хочу. Но в пять часов вечера я лично объеду все посты и, поверьте, буду очень придирчив. — Нэш лукаво подмигнул генералу. — Это первое. Второе, не менее важное — организовать надежную охрану всех подступов, всех подъездов, подходов и подлазов к четырем выходам. Замуровать все выходные отверстия из канализации вблизи пятисот метров от выходов. А для этого связаться со специалистами и в строгом соответствии с документами замуровать именно всевыходы. Если хоть один будет не замурован, вся наша работа — насмарку. Лично контролируйте этот процесс, господин генерал.
— Не сомневайтесь. — Комендант все более и более приободрялся от решительной речи полковника.
— Отлично. Я сам постараюсь с картой канализационных люков проверить выполнение. Поэтому пусть не разочаруют меня ваши люди.
(Тут Нэш хитрил — у него просто не будет времени на такую проверку. Но попугать генерала стоило!)
— Теперь оговорим следующий вопрос, — продолжал энергичный полковник. — Хм. мы с вами должны понимать, что дальнейшие жертвы будут. Террористы не пойманы, люди продолжают ходить по городу и веселиться. Это, конечно, напоминает пир во время чумы, но иного выхода у нас нет. Если их запереть по домам — начнутся недовольства, бунты, панические настроения. Более того, не думаю, что сидящие взаперти граждане подвержены меньшей опасности, чем те же граждане развлекающиеся. Ведь цель террористов — поселить страх. А сидящие взаперти — уже в огромной мере деморализованы. Да и, согласитесь, проникнуть в любую комнату, в любой гостиничный номер и начать убивать — для обученных обезьян, которые не ведают сомнений и страха, — почти то же самое, что расстреливать людей на улицах, в ресторанах и публичных домах. Понимаете?
— Отлично понимаю, полковник Нэш. — На лице недавно раскисавшего генерала появилась даже решительность.
— Вряд ли мы намного понизим процент убийств, заперев людей по их норам, — как бы рассуждал вслух Дэвид. — Да и охранять каждую дверь — нереально. А пустить ракетницу в окно — для террористов плевое дело. Да, генерал, надо бы задраить все канализационные люки вблизи крупных гостиниц — чтобы какая-нибудь обезьяна не выпрыгнула из-под земли и не пустила бомбу в окно. Посему прилегающие к гостиницам и увеселительным заведениям площади надо патрулировать очень тщательно.
— Они уже патрулируются.
— Значит — плохо! — опять разгневался Нэш. — Значит, плохо патрулируются, господин генерал. В противном случае мы не имели бы столько жертв. Я решительно настаиваю усилить охрану вдвое. Запомните, негодяям не нужны малолюдные места. Им не нужны убийства сами по себе, но — убийства, сеющие страх, убийства, совершаемые на глазах у сотен и даже тысяч людей. Убийства, которые невозможно замолчать, весть о которых мгновенно разносится по городу, расползается по леднику и выходит за его пределы. Вот что нужно разбойникам.
— Я понимаю.
— Мы все очень хорошо понимаем, господин комендант! — бурчал Нэш. — Вот только претворять это понимание в жизнь у нас не всегда выходит. А знаете, какое решающее преимущество у нео-обезьян перед нами? В том, что они совершенно ничего не боятся. Страх как понятие у них отсутствует напрочь. А именно страх перед будущим — злейший враг человека. Если бы у всех граждан Берлина мы каким-то образом выключили этот постылый страх — то, поверьте, террористы убрались бы отсюда не солоно похлебавши. Главарь банды именно страхом нашим питается. Причем не только страхом берлинцев, не только всех тех, кто находится под ледником в заточении, но и страхом всей Объединенной Европы. Ведь почти у каждого под ледником в данный момент находится родственник, близкий, приятель. И люди представляют себя на их месте. Ведь страх за собрата — это скрытый страх за себя.
— Да. — неумное лицо генерала пыталось изобразить процесс мышления, якобы идущий в его мозге и якобы поспевающий за философскими выкладками полковника.
— Хорошо, господин комендант, — Нэш встал, тем самым давая понять, что беседа подходит к концу; Малиновский тоже вскочил, — будем с вами работать. Не выходите со связи со мной днем и ночью. В какое бы время я вам ни просигналил — вы должны отвечать на звонки. Потому как наступает такое время, когда спать — смерти подобно. Это время неусыпного бодрствования. Держите все нити в своих руках. И докладывайте мне незамедлительно. В то же время не забывайте, что полномочия, данные мне Президентом, не требуют от меня, чтобы я держал вас в курсе своих планов. Это не в обиду вам будет сказано. Просто ситуация того требует. Я командую спецотрядом на спецзадании. И этим все объясняется! Прощайте, генерал.
— Он протянул руку. — Вернее, до скорой связи. Надеюсь, мой взвод будет устроен здесь наилучшим образом?
— Не сомневайтесь, полковник Нэш. Самым наилучшим! Ваших людей уже провели наверх в номера и в данный момент кормят завтраком. Вас же сейчас отведет туда мой адъютант.
— Отлично. Рад был познакомиться с вами, господин генерал.
— Взаимно!
— Служу Президенту! — выкрикнул Нэш.
— Служу Президенту! — вторил ему комендант.
18
Вечером, за несколько часов до того, как команда бравого полковника Нэша прибыла на берлинский вокзал, служащий нотариальной конторы Мегаполиса Стивен Ленди решил хорошо отдохнуть — не смотря, а скорее вопрекисобытиям последних трех дней.
В эти три дня насмерть перепуганный за себя, жену и детей, господин Ленди практически не просыхал. Начиная утро с трех бутылок черного пива, он пополнял содержание алкоголя в крови на протяжении дня и заканчивал этот день поллитровой бутылкой виски. Но алкоголь, как известно, не слишком хороший помощник в стрессовых ситуациях, поскольку в момент протрезвления человек обычно испытывает многократно усиленный стресс. Что ведет до приемов новых, все более мощных порций алкоголя. Получается замкнутый круг, и Стивен Ленди осознал эту опасность, выпив на третий день запоя в обед очень большую дозу. Несмотря на хмель в голове, нотариус сильно перепугался, и решил завязать.