Видбьёрна не возмущало сжигание трупов, хотя запах и был противен ему; он привык на Леднике к другому обычаю, но вовсе и не ожидал, чтобы все народы жили одинаково. Люди Льдов не верили в смерть. С той самой поры, как Всеотец сошел в свое жилище и навеки скрылся там от глаз всех, вошло в обычай оставлять тяжелобольных или очень старых людей в их собственных жилых ямах, куда им ставили некоторый запас пищи, а затем обычно засыпали яму землей. Продолжали ли после того засыпанные жить там, никому не было известно, но им, во всяком случае, была дана для этого полная возможность.
И в повседневной жизни Гревлинги, в общем, своими привычками сильно отличались от Видбьёрна. Женщины находились у них в самом жалком положении. Процветал самый непринужденный разврат. Украденное считалось законной собственностью. Трусливы Гревлинги были до омерзения, хотя и очень храбрились – на расстоянии. Чувство благоговения перед чужим превосходством было им незнакомо. Они бросались наутек от самых ничтожных животных, но не молчали, когда возвышала свой голос природа; они выли и возились в темноте, словно стаи волков, вечно ссорились и поносили друг друга – жалкие грязнули, – но до драки у них никогда не доходило.
Между Видбьёрном и Гревлингами как-то само собой установилось подобающее расстояние. Видбьёрн остался жить на побережье, возясь со своими новыми большими кораблями, а Гревлинги продолжали кочевать все по тем же направлениям – к югу с наступлением холодов и опять обратно на север на лето. Видбьёрн ласково встречал их, когда они приходили, но более близких отношений между ними не завязывалось. Каждую весну Видбьёрн зажигал костер и устраивал жертвенный пир, для которого теперь предпочитал более сладкое мясо дикой лошади; как раз в эту пору всегда являлись и старые знакомые – Гревлинги. Их охотно угощали, а они всегда приносили кучу новостей. Пир сопровождался музыкальным увеселением и меновой торговлей – у Гревлингов часто оказывались вещи, которые могли пригодиться Видбьёрну, а он обладал сокровищами, которых ждали Гревлинги.
Как-то раз один из этих бродячих дикарей принес с собой удивительный топор, который Видбьёрн тот час же выменял себе и принялся усердно изучать. Топор был красивого красноватого цвета и такой блестящий, что в нем было можно видеть собственное лицо, как в воде. А замечательнее всего было то, что топор не поддавался обычной обработке, как другие топоры из камня, не дробился и не раскалывался. Зато он расплющивался от ударов, сильно нагревался и становился таким мягким, что ему легко было придать любую форму. Само вещество, из которого он был сделан, увесистое, но не твердое, не имело ни запаха, ни вкуса. Это была медь.
Видбьёрн пока что не особенно увлекался этим материалом, хотя и выменивал себе всякие вещи из него: Воор понравилось обвешивать себе шею украшениями из этого материала. Для выделки же орудий оно мало годилось из-за недостаточной своей твердости. Кремень оказывался сподручнее. У Видбьёрна были свои отточенные кремневые резцы и топоры, которые жадно впивались в дерево и стойко выдерживали силу любого удара.
Но впоследствии Видбьёрн ближе познакомился с достоинствами меди и оценил их лучше. Делая из нее украшения для Воор, он открыл, что медь тает на огне; он уже знал, что она сильно нагревается под ударами и становится заметно мягче, и вот однажды попробовал нагреть ее на огне, а она вдруг утекла от него, извиваясь красной змеей между углями. Он просто не знал, что и подумать. Потом он нашел ее в золе – она уже была холодным слитком – и снова принялся за нее. Мало-помалу он стал пользоваться медью для разных целей. Гревлинги говорили, что получают ее от племен, живущих к югу и к востоку, но сами не понимали преимуществ этого вещества перед камнем и большей частью приносили ее в виде топориков или палочек для втыкания в носовой хрящ.
Позже Видбьёрну случалось выменивать у Гревлингов разные вещички и из другого, похожего на медь, вещества, которые они тоже приносили с собой из своих странствий; это вещество было желтее и еще мягче меди, так что годилось только для выделки бус и серег для женщин. Познакомился Видбьёрн и с каким-то белым металлом, а также с разными раковинами, красивыми камешками и тому подобным добром, которое притаскивали Гревлинги.
Общение понемногу потеряло отпечаток новизны, Гревлинги убедились, что белые люди такие же обыкновенные существа, как и они сами. Один год какое-то из племен осталось зимовать по соседству и отлично перенесло холод. Гревлинги ведь научились теперь строить себе жилища и обрабатывать шкуры. С тех пор они и осели на месте, устроившись по примеру семьи Видбьёрна. Вообще, они проявили немалое любопытство, наблюдая за работой Видбьёрна и подражая ему во всем. При этом они научились глядеть как-то по-особому, исподлобья и постоянно как бы воровали глазами, не желая даже поблагодарить хозяина.
Видбьёрн оставлял их в покое. Выучившись двигаться по морю, они промышляли рыбной ловлей, но лодок для этого они не строили, а предпочитали пользоваться выдолбленными древесными стволами, идею которых тоже заимствовали у Видбьёрна. Крупного леса здесь было вдоволь, и выжечь себе с помощью огня такое корыто из толстого бревна не составляло особого труда, само же корыто вполне удовлетворяло потребности Гревлингов. И затейливый корабль, который теперь строил на берегу Видбьёрн, давно уже не возбуждал в них прежнего, валившего с ног изумления, а скорее просто мозолил глаза и мутил душу, как какая-то болячка, от которой было лишь одно средство избавиться…
Корабль Видбьёрна все рос. А с ним росли и его планы. Корабль должен был вместить весь род Видбьёрна и унести егона край света, прямо в потерянную землю! ГоловаВидбьёрна кружилась от избытка замыслов и от работы. В разгаре творчества он бегал взад и вперед с пылающим лбом и с затекшими от прилива крови руками, а глаза его метали искры. И с какой осторожностью и ловкостью применял он тут свои орудия, как бережно и зорко направлял их, деревья же валил одним взмахом топора. Увидев цель, он шел к ней напролом, как бык, и, опьяненный работой, восторженным гиканьем приветствовал солнце – сам похожий на солнышко своими огненно-рыжими кудрями и бородой. Но случалось ему в припадке бешеного нетерпения и крушить всю свою работу огромным своим молотом. Он неистовствовал, как разъяренный бык, пока оставалась в целости хоть одна щепка. Случалось же это, когда он бывал недоволен результатом или обижен тем, что дело не сразу ладилось. На другой день он являлся на место работы свежий и отрезвленный, ерошил свою рыжую гриву и начинал снова. Сыновья помогали ему во всем.
Теперь он строил себе первый корабль с килем. Из меди он выковал себе якоря и гвозди для скрепления шпант и, так как предстояло выстроить корабль таких огромных размеров, что ни Видбьёрну, ни сыновьям его и никакой другой человеческой силе не сдвинуть было его с места, то строитель, наученный опытом, с самого же начала подложил под киль круглые бревна, чтобы катить на них корабль до самой воды, когда он будет готов.
Передней части киля, выступающей перед носом корабля, Видбьёрн, пустив для этого в ход всю свою изобретательность, придал форму головы чудовища с разинутой пастью. Довольно трудно было определить, что это была за тварь, да Видбьёрн и сам не отдавал себе ясного отчета в этом. Но в его крови бродили еще призраки смутных воспоминаний, унаследованных от предков, которые воочию видели отвратительного морского змея, спавшего теперь вечным сном на дне морском; вот он и руководствовался в своей работе представлением о чем-то невозможном, чудовищном и осуществил-таки свою фантазию. Эта голова могла и должна была ужасать китов, когда придет время. Пока же корабль строится, пусть она глядит в море да набирается тоски по чудесной земле, которую Видбьёрн намеревается отыскать под знаменем этой головы.