(вздыхает) Что тут поделаешь? Больной человек…
(скороговоркой) Тут, господа, мы имеем дело с тяжелой формой прогредиентной шизофрении, сопровождаемой эссенциальными сенестопатическими ощущениями на гетерономном фоне ауто- и аллопсихической деперсонализации, обеднением эмоциональной жизни и, главное, жестким эгоцентризмом, приходящим на смену родственным и дружеским связям.
Замолкает, вслушиваясь в эхо последних слов.
…родственным и дружеским связям… и дружеским связям… Да, господа. А ведь когда-то мы с ним были друзьями. Он, можно сказать, был моим вторым «я». И вот до чего дошло — как Маша с Дубровским!
Качает головой.
Но что ж теперь поделаешь? Не бросать же его на произвол судьбы. Представьте себе, стоит мне хотя бы раз не подписать его на продление жизни… Хе-хе-хе… Между прочим, для тех, кто не знает — техника это довольно распространенная. Во многих местах психиатрам просто предписывают заставлять своих пациентов ставить подпись под такими цидульками. И что вы думаете — помогает! Помогает! Странно, правда? Казалось бы — что тебе какая-то дурацкая бумаженция, когда речь идет о жизни и смерти? Смешно ведь. Ну подписал ты там чего-то… ну и что? Да гори оно… Ан нет, не тут-то было.
Я так думаю, тут важен момент ограниченного промежутка времени. То есть вообще-то, навсегда, псих от своего намерения не отказывается, ни-ни, ни за что! А вот на ближайшую неделю — это пожалуйста, это, оказывается, можно. Ну не дерьмо ли? Правда, есть и такие, что не подписывают. Даже на час вперед. Тогда уже, конечно, надо срочно звонить в полицию. Такая вот дурацкая методика. Не верите? А спросите любого психиатра… Тут, среди вас, наверняка найдется психиатр; есть?
Застывает, будто пораженный внезапной мыслью.
Э-э-э… погодите-ка… Да нет, не может быть. Странно… Знаете, у меня вдруг возникло такое чувство, как будто я вам уже задавал точно такой же вопрос, совсем недавно, стоя на этом же самом месте. Но это ведь нонсенс! Просто невероятно. (оглядывается) Я тут определенно впервые. Чушь какая-то. (качает головой, взволнованно) Странно все-таки… (сам с собою) Ну и ладно, ну и все. — Да нет, не все, странно ведь, странно. — Да ну и что ж с того, что странно? И черт с ним. И Бог с ним. Успокойся. Успокойся. — Да и впрямь, чего это я… действительно. И черт с ним.
Ходит по сцене, делая дыхательные упражнения.
(наконец успокоившись) Я вам скажу, Мусорщик и сам был психиатром, до того, как стал психом. Да… Впрочем, он вам, наверное, рассказывал. Тут все дело в халате. Халат делает психиатра — психиатром, а психа — психом. Честное слово. Помню, как-то Мусорщик пошел на практику в поликлинику. Пришел пораньше — это его первая практика была, волновался. Ну вот, заходит он, значит, в приемную, садится. А там уже человек десять сидят, видимо, психи, те, что лечатся амбулаторно. В общем, начал он с ними разговаривать о том — о сем… нормальные такие ребята, никаких признаков расстройства… он даже подумал, что они — такие же практиканты, как и он, да… Но на всякий случай не спросил. И правильно сделал. Потому что через полчасика пришел врач.
В халате, в простом таком, накрахмаленном белом халате. Этим халатом он только и отличался от остальных. Но всем сразу же стало ясно, что он — психиатр. И это еще не все. Сидевшие в приемной люди, такие до этого нормальные, едва завидев халат, тут же начали вести себя как самые настоящие психи. У этого задергалась щека, тот вдруг вскочил и забегал из угла в угол, третий начал судорожно прятать руки под себя… ну и так далее, каждый со своим бзиком. Начали, то есть, срочно входить в роль. Даже Мусорщик почувствовал себя немного чокнутым. (смеется) Шутка. А вы говорите… И ведь, казалось бы — халат… Что такое — халат? Кусок ткани, не более того! А ведь поди ж ты…
Пауза.
Может, поэтому у меня к халатам такая особенная слабость. Всегда, когда в дом захожу старье покупать, первым делом про халаты справляюсь. Особенно купальные. Те, что на голое тело надевают. На голое… на голое тело…
Лезет в мешок; покопавшись, вытаскивает старый махровый халат.
Ага. Вот он. Кстати, хозяйка была еще весьма и весьма… н-да… (зарывается лицом в халат, нюхает) Черт! Застирали, дураки; так стиральным порошком и шибает. А все равно ее запах слышен; пробивается, пробивается… как же, старому волку — да не учуять? Хе-хе-хе… Вот она — выходит из душа, розовая гладкая кожа… влажные спутанные волосы… серебристая испарина на поверхности зеркала… округлые ягодицы… Вот она — поднимает руки локтями вверх, и груди вздрагивают светло-коричневыми сосками. И тут я… (расправляет халат) я распахиваюсь навстречу… обнимаю все это великолепие, прижимаюсь к ней всем своим махровым, мохнатым телом. (запахивает халат) А-ах! А-ах! Хе-хе-хе…
Некоторое время стоит неподвижно. Затем, опомнившись, искоса смотрит в зал.
Гм… Да вы не бойтесь. Что притихли? Вы, ради Бога, не подумайте чего. Я ведь не насильник какой или извращенец, прости Господи. Я — старьевщик. Старьевщик я. Альтезахен! Избавляю людей от старого, ненужного барахла. От старого, ненужного прошлого. Один мой коллега как-то заметил: «человечество, смеясь, расстается со своим прошлым». Смеясь! Слышали? Смеясь! Так что я вам только помогаю, да еще и приплачиваю за это. Приплачиваю, правда, немного, но все равно — какие-никакие, а деньги. Подумайте: я, старьевщик, оказываю вам столь неоценимую услугу, и я же даю вам за это деньги. Ну не фраер ли? А? Теперь вам ясно, почему вы расстаетесь с прошлым, смеясь? Вы же надо мною смеетесь, надо мною, фраером эдаким. Хе-хе-хе…
Нет, конечно, я тоже делаю свой маленький гешефт, не без этого… но гешефт этот такой крошечный, такой малюсенький — право слово, сущие гроши. Только на хлеб да молоко и хватает. Так что дело тут не в деньгах. Кстати, о молоке…
Развязывает рюкзак, достает почти пустую бутылку водки.
Надо же — оставил! Грамм сто будет. Все-таки он неплохой мужик, этот Мусорщик. Альтруист. Жалко будет, когда подохнет, ей Богу. (шарит в рюкзаке; разочарованно) А огурца нету. Нету огурца! Вот ведь подлец! Водку оставил, а огурец весь сожрал! Садист хренов!
Выливает водку в стакан, выпивает; морщась, занюхивает рукавом.
Фу!.. Половинчатость эта вечная… интеллигент драный, ни то, ни се. Либо водка есть — огурца нет, либо — огурец есть — водки нема. Как, скажите, общаться с таким человечишкой? Я лично так думаю: все, что наполовину — считай, что пусто. Мне в человеке определенность важна, а коли нет определенности, то и человека нет. Вот я, к примеру, — старьевщик. Все ясно, все определено, нет места никакой вредной двусмысленности. Моя персональная койка в человеческом общежитии учтена, описана и защищена законом. А он кто? Что это вообще такое — «мусорщик»? Ни то, ни се. Водка без огурца. Тьфу! Кому нужен человек, который ни на какой вопрос однозначно ответить не может? Вы только представьте, как с ним чиновники мучаются. (смеется) Как на такое существо бланк заполнять? Он ведь ни в какую графу не лезет, этот фрукт. Да и фрукт ли он? А, может — овощ? Огурец? А коли он огурец, то где же водка? (поднимает пустую бутылку, смотрит на просвет) А водки-то и нету; значит нет, не огурец… Кто же он тогда? Проблема… Самое смешное, что он и сам не знает — кто он? Проблема самоидентификации.