— Что показал? — Гордяй мрачно закусил ус, зыркнул исподлобья.
— А вот что! — старик вздёрнул правую руку вверх, а ладонь левой смачно впечатал на локоть правой.
По всем четырём столам волна пробежала, хохотуны от смеха вразнобой закачались, кого вперед бросало, лбом в блюда, кого назад откидывало — задирали бороды в небо, ночные облака гоготом разгоняли. Купцы меж собой переглянулись, покивали друг другу и тоже рассмеялись. Сивый усмехнулся…
Глава 8
Спесяй брёл наугад. Темно уже, солнце давно закатилось, для полной луны и даже для месяца время теперь неурочное, и лишь звезд на небе столько, будто горох по полу рассыпали. Купец досадливо выругался. Звёзды, звёзды, твою ж мать! Самих много, а толку нет. Вот бы собрать свет от каждой, совокупить с другими, замешать в маленькое солнце… это было бы дело. И только Зарь-звезду можно оставить. По ней дорогу держать сподручнее. Знай себе держи на Зарь-звезду, придёшь туда, куда нужно.
Один раз споткнулся, в темноте рва не увидел. А может и не ров то был, а просто овраг? А когда впереди выросли здоровенный ладейные сосны, купец изумлённо задрал голову вверх.
— Ага, высоченные! — прилетело от соседней сосны справа.
Спесяй, ни жив, ни мертв повернулся на голос. Щёлк, тутошний дружинный, второй после Сивого. Звёзды, сволочи, на свет скупые, хоть за это благодарствие — обметали лицо парой черточек, нос, брови, скулы. Дали узнать, уберегли от удара неожиданности.
— А я тут у вас заплутал, — купец затряс головой. — Хмелюга, сволота, в башке крутит. Дай, думаю, отхожее место найду, м о чи нет в себе таскать.
— А ты прямо тут, — заставный улыбнулся, завозился с портами. — Давай, кто дальше?
— Давай.
Ну… честно говоря, мог выиграть, мог. Но когда слева от себя слышишь тяжёлое, бычье дыхание с присвистом, крутишь головой, а там на самом деле почти бык — огроменный черный пёс глядит на тебя умным взглядом и разве что не улыбается по своему, по-собачьи, трудно выписывать струи покруче, да подальше. Зверюга даёт как следует себя рассмотреть, лениво вертит башкой туда-сюда, пару раз облизывается, и такие клычищи отблескивают в куцом звездном свете, что в животе всё в узел затягивается. Один только разок ему сомкнуть пасть на голени, хрустнет пополам, ровно голубиный хрящик.
— Не тушуйся, — Щёлк скупо отмеряет улыбку, по четвертушке за раз, — тут у меня ещё никто не выиграл. Заканчивай и пойдём. Провожу.
У гостевого дома Щёлк передал потеряшку сотоварищам-купцам с рук на руки, и Спесяй только плечами виновато закачал, да пьяно руками заполоскал.
Голубь — штука полезная, временами и местами даже вкусная, одна беда — бездумная. Нет у птахи человеческого соображения, порхает себе в небесах, перед горлицей кольца крутит, и знать бы имя того умника, который в незапамятные времена эдакую красоту к делу пристроил… Вот удивительно, несется голубь в небесах, только крылья хлопают, взгляд у сизаря вовсе непонятный — куда смотрит, что видит — но прикручено к лапке послание, от которого зависит столько, что если бы помянутый голубь обладал умом, немедленно с того ума и сошёл бы от ужаса и тяжести ответственности. Больше того — скорее всего от груза ответственности вообще в воздух не поднялся бы.
Один человек, хищно кривя рот, шустро взлетел по лестнице в голубятню, нашёл только что прилетевшую птицу, снял с лапки послание, не глядя, зажал в кулаке, полез вниз.
Второй человек в богато украшенных палатах принял из рук первого крошечный свиток, развернул, прочитал, тяжело взглянул на вестоносца.
— Только что прилетел.
— Седлай коня.
Через какое-то время в добротном доме третий человек, а также четвертый, пятый, шестой и седьмой выслушали второго, и седьмой, некто здоровенный, с густой бородой, широкой, точно заступ, молча обозрел остальных и тяжеловесно бросил только одно слово:
— Значит, отказался.
— Дядька Прям, гляди, что моречник принёс!
Крылатик, над всеми вестоносными моречниками начальник, протянул воеводе потайной княжеской дружины крошечный свиток. Прям развернул, прочитал, помрачнел и какое-то время глазами разбивал пол у себя под ногами, потому что от прочитанного взгляд его сделался таким тяжёлым, что Крылатик невольно попятился.
— Я пойду, дядька Прям?
Прям нашёл в себе силы на улыбку, отпустил мальчишку — хороший помощник растёт, со временем станет доброй опорой князю и княжеству — несколько мгновений ходил по горнице из угла в угол, наконец подпоясался и быстро вышел.