— Да. Как сейчас вижу. И птицы. Летают надо мной, раскинув крылья. И кричат.
— Не травись. Дадут боги, вернешься.
— С собой в море мы взяли голубей. Отправляли вести маме и нашему солнцеликому правителю. Как жаль, что я не могу отправить голубя домой. У вас есть такие птицы?
— Голуби? — Сивый нахмурился, окатил найдёнку удивленным взглядом.
— Ну да. Отправлять вести правителю, слать благие пожелания родителям, любимым, детям из чужедальних краёв.
— Вести, говоришь, отправлять? — Безрод задумался. — Чудно. Разве можно важное доверить глупому голубю?
— Жаль. А ты проиграл, мой спаситель.
— Хорошо плаваешь. Кто учил?
— Отец. И как проигравший, ты окажешь мне услугу.
Безрод коротко хмыкнул, покосился на спасёнку. Ассуна перевернулась на бок, подперла голову рукой, отряхнула воду и песок с груди. Отряхнула или грудью поиграла?
— И чего ты хочешь?
— Не мешай мне, — Рожденная Из Волн пальцем провела по груди Сивого. — Мое спасение — неотплатный долг, но твоя врожденная прямота может не позволить получить благодарность девы. А я очень хочу отблагодарить. Очень.
Спасёнка медленно поднесла лицо к безродову, медленно поцеловала, медленно отпрянула.
Сивый моргнул.
— Не сейчас. Берег облюбован, могут придти.
— И когда же?
— Завтра. Поеду на восточный конец острова с ночевкой. На охоту. Жди в лесу на вечерней заре.
— Хорошо, мой герой. Я буду ждать. Схожу, сполоснусь.
— Отнесу.
Безрод подхватил чернявую на руки, унес в воду, и там, обвив спасителя, ровно лоза, Ассуна мало под кожу не просочилась, едва с дыханием не проникла внутрь.
— Ты удивишься, мой храбрый спаситель. Ты очень удивишься. И не захочешь возвращаться домой.
— Я уже не хочу.
— До завтра, храбрец.
Окунулась и понесла грудь на берег. Раз-два, раз-два, ноги ровные, длинные, тяжёлые, шкурка солнцем приглажена до цвета топленого молока, зад плотно сбит, как мешок с мукой, хлопнешь ладонью, гляди, не отбей, а уж звук поплывет над землей… сочный, резкий. Хоть взгляда не отводи, ешь глазами, ешь ушами. Сивый усмехнулся, ушел обратно в море, будто не ходил только что до валуна и обратно. Небо синее, лес на холме зеленый, и мелькнуло меж стволов нечто светлое, ровно человек в белом.
*** Коряга махнул рукой, тронулись. Кони копытами бьют, норовят понести. Застоялись. Ну, все, пошел последний переход. Ещё полдня и раскинется приграничный с боянами край. Бояны, бояны… твою мать! Коряга заскрипел зубами, стиснул жеребца коленями, и тот радостно заиграл, ну что поскачем?
— Тпру-у-у! Не балуй, Серок! Тихо, я сказал!
— Не конь — чистый огонь! — весело крикнул Дёргунь.
— Конь, огонь, — плюнул Коряга, — тебе только песни складывать.
— Ага, а Взмётку попросим спеть. Эй, Взмёт! Песню сложу, споёшь?
Тот лишь покосился и руками показал — голову оторву, заткнись, выродок.
Дёргунь засмеялся в голос. Коряга поморщился, жизнелюбивый дурак — божье наказание. Иной раз, простите боги, жаль корёжит, что не добил Сивый этого утырка. Бесит… бесит его ржач. Палец покажи, потом не успокоить. Через раз кажется, что Безрод перестарался и мозги вынул этому через нос, и упаси боги встать перед выбором — с кем оказаться на необитаемом острове, с этим или с тем. Вот честное слово, выбрал бы давнего врага. Тот хоть глаза мозолить не станет, разделили бы остров надвое, и последнее, что услышали бы островные птицы — дурацкий ржач по поводу и без повода. Спеть он попросит Взмёта! Ущербный. Этот попросит безногого сплясать, безрукого сыграть, беззубого спеть. Пересчитать бы гаду ребра и плевать, что сам воевода!
— Ты когда женишься, остолоп? Не мальчишка все же.
— Не нашлась ещё моя княжна, — Дёргунь сбил шапку на глаза, приосанился, огляделся кругом, ровно петух.
— Первая же кобыла — твоя невеста. Сосватаем, не глядя.
— Эй, эй! Не гони, воевода! Белый свет широк, девок много, а я один.
— Это белый свет широк, а граница рядом. Почитай, пришли.
— Невелика премудрость охранением ходить, — вздохнул Дёргунь и мечтательно протянул, — вот бы заморские края повидать. Там, говорят, и жизнь слаще и бабы краше. А то всё таскаешься по медвежьим углам, лиходеев ищешь, ворон пугаешь.
— А дураки у нас круглее, — буркнул под нос Коряга и уже громче, — по войне соскучился?
— Ага! Я тут пару ухваток придумал, вот слушай…
— Со Взмётом поговорю, дело есть, — Коряга убыстрил Серка пятками, отъехал. Дёргунь заозирался в поисках жертвы, нашёл.
— Эй, Бука, я тут пару ухваток придумал, слушай…
Коряга подъехал к Взмёту, рукой полоснул себя по горлу, «достал уже», покачал головой. Взмёт улыбнулся, не размыкая губ. Не велика охота лыбиться в мир щербатой пастью, хотя… привыкаешь со временем к провалу меж зубов. Густые борода и усы затянули шрамы, а выбитые зубы… Не девка, с лица воду не пить. Зато плевать удобно.