И отбежал через дорогу к воротам своего дома. Голыш с Алькой и не попытались догнать меня без приказа дяди Иси.
— Фраер ты! — крикнул вдогонку мне Алька. — Столь молочных брикетов — задарма! Придурок!
— Вот и жри сам то мороженое! А Водолазку никогда не поймаете, понял ты? — выкрикнул я уже с безопасного расстояния.
Голыш вывернул камень из тротуара и двинулся в мою сторону, но дядя Ися поднял медленно руку, и тот остановился, утирая скользкость под носом бахромчатым рукавом дырявой рубахи. Голыши жили, повторю, нищенски бедно, в их избе не имелось ничего из мебели, хоть шаром покати. На полу спали. Подостлав какие-то шибалы.
Я ушёл домой, чувствуя себя непобеждённым, — отстоял нашу любимицу. Да и кем же я оказался бы, позарившись на пятидесятирублёвку? Предателем и подлецом! У меня даже подобной мысли не возникло.
…Водолазка неизменно получала свою порцию требухи, даже в холодные и дождливые дни. А к осени, когда щенки Том и Тим заметно подросли, мы прогуливали Водолазкино семейство на берегу Миасса, и, если дядя Ися в тёплое время сидел на своём месте на лавочке, пробирались в штаб и из него дворами.
Однажды бабка Герасимовна подковыляла ко мне и зашептала:
— Бают, што шабаку-те вы отбили от Ишака?
— Ну и что? — взъерошился я. — Водолазка — наш друг. А не кусок сала.
— Да я нишево. Вшакой божией твари жить охота, я — нишево. Вшё в рушех Божих. Как он пожелат, так и сподобитша.
Тяжко вздохнув, бабка пробормотала что-то невнятно и удалилась.
Наше собачье счастье продолжалось. Но близился сентябрь.
И я всё чаще задумывался о зимнем Водолазкином житье.
В одних из ранних паутинных светлых и сухих осенних дней мы, дружная четвёрка, и увязавшийся за нами Бобка Сапожков по кличке Сопля, пришли к красивому, с башенками, зелёному дому по улице Красноармейской. В нём размещался военкомат.[205]
— По какому делу, хлопцы? — осведомился дежурный офицер.
Я объяснил. И нас, как ни удивительно, принял сам военком майор Шумилин. Я его, между прочим, без труда узнал, но не подал виду.
— Эх, ребята. Хорошее вы дело задумали, но не получается служба вашей собаки на государственной границе. Ваша воспитанница — беспородная. Я всё понимаю, не возражайте. Если б не кончилась война, вашу… как её звать?
— Водолазка.
— Редкая кличка. Так вот, вашей Водолазке можно было бы найти применение в санитарном отряде или другом подразделении, но… Мой совет вам: передайте Водолазку в органы охраны, к примеру на макаронную фабрику. Если подойдёт по своим служебным качествам, её возьмут. У них уже есть несколько. А за инициативу — спасибо. В армию пойдёте — с удовольствием вас на охрану границы пошлём. К тому сроку и собак себе подготовите — овчарок. Наведывайтесь.
Нечего говорить, что все мы, и Стасик тоже, после посещения военкомата решили стать пограничниками. А Вовка — аж начальником заставы. Он всегда что-нибудь учудит — не соображает ничегошеньки.
А дальше произошло следующее. Щенков мы отдали хорошим, надёжным пацанам. И в один из августовских дней привели Водолазку на «макаронку». Нас встретили — недоверчиво — два охранника, мужчина лет сорока, небритый и хмурый, и тоже пожилая женщина в зелёном бушлате.
Прикинув что-то в уме, охранник согласился взять собаку. Мы простились с нашей любимицей, выпросив разрешение у угрюмого стража иногда навещать Водолазку. Во время её дежурств.
Вечером следующего дня втроём мы снова заявились на макаронную фабрику. На проходной сидели уже другие люди, но отнеслись они к нам столь же недоверчиво и, главное, упорно повторяли, что ничего ни о какой собаке слыхом не слыхивали.
На внутренней территории фабрики вдоль высокого дощатого забора бегали, громыхали цепями, скользящими по натянутой толстой проволоке, здоровенные лохматые волкодавы с раскрытыми зубастыми пастями, рычали и лаяли на нас, рыскавших вдоль ограды с внешней стороны.
Из окошечка проходной за нами следили охранники. Один из них вышел из будки и, недовольный нашим присутствием, приказал убираться подальше. Но мы не могли уйти, не узнав ничего о Водолазке, не повидав её. Бессмысленно было звать её, но мы звали, возбуждая ярость псов.
— Может, ей дали другое имя? — высказал предположение Стасик.
В добротно сколоченном заборе даже щелей не нашлось. Тогда наиболее лёгкий Стасик взобрался ко мне на плечи, дотянулся до края забора, повис на нём, а я и Юрка подтолкнул его вверх.
Не успел братишка заглянуть во двор «макаронки», как из проходной вывалился один из охранников и устремился к нам крупными прыжками.
205
Почти через девять лет я снова приду в это учреждение, но уже один, с заявлением мобилизовать меня в советскую армию.