— Вот он, — почему-то шёпотом сообщил Вовка, и мы принялись выгребать пыль из квадратной рамы, сбитой из досок. Очистив площадку от слежавшейся пыли, мы в полутьме разглядели крышку люка, но без кольца или ручки. И отверстий, в которые можно вставить крюки для поднятия её.
— Вот и искомое, — произнёс Вовка. — Логика — великая вещь. Обязательно изучи, Юр.[20]
Я, к стыду своему, «Логику» никогда не читал, и начштаба ещё раз подтвердил, насколько он более знающий. Теперь я не сомневался, что в ближайшее время изучу эту полезную науку досконально. Эта наука, оказывается, дореволюционная. Будет, о чём спорить с пацанами, когда освою её.
— Откуда ты всё это знаешь? — удивился я.
— За прожитые годы, Гер, можно при желании кое-что узнать и кое-чему научиться. За несколько-то лет. Я по Валеркиным метрикам числюсь. Хотя у меня и свои сохранились.
— Ты же меня уверял, что всего на год старше меня? — удивился я. — А сейчас говоришь…
— Дай честное тимуровское, что не проговоришься никому, даже матери родной?
— Честное тимуровское! — выпалил я.
— Пришлось перепутать даты, — сказал Вовка. — Зато работать за маму разрешили… Как взрослому. По Валеркиным метрикам.
Это слово я услышал впервые.
— А что это такое?
— Свидетельство о рождении. Ладно, хватит об этом. Займемся делом. Чует моё сердце, здесь что-то таится. Стоит порыскать.
— Наверное, к люку подведена лестница, — определил начштаба. — Это логично. И люк можно открыть только из нижнего помещения. Если б было посветлее, мы бы обнаружили шарниры. В какую сторону они закреплены, в ту сторону он и открывается — вверх или вниз. Но сейчас здесь ничего не разглядишь. То ли на засов с замком, то ли просто на шпингалеты. Откроем и нырнём, а?
— Ты, Вовка, как хочешь, а я ни за что в него не полезу — это называется проникновение в чужое жилище. Нас за такое дело в милицию потащат. Я хочу отсюда вообще побыстрее смотаться. Голубей тут нет, кругом пусто.
— Не торопись, Юр. Судя по слою пыли, который мы с люка выгребли, здесь нога человека лет тридцать не ступала. Так что поисследуем: вдруг где-то что-то притырино. В шлаке. Клад, к примеру.
— Ты же говорил о голубях, Вовк. А теперь поминаешь о каком-то кладе. Придумал? Рвём отсюда когти, пока нас не застукали.
— Ты, Юр, не бзди. На трубе наш змей застрял. Имеем право мы его вызволить?
— До него не добраться. Да и не на чердаке он, а на крыше.
— Так мы и не пробовали. Не оглядевшись, уходить смешно. А вдруг повезёт?
— Чего искать, Вовка? Тут пусто, сам видишь.
— А трубы?
— Сажу из труб будем выгребать?
— Взгляни, какой они формы. Они имеют наверху, под крышей, плоские площадки.
— Мало мы с тобой грязи из ящика люкового выгребли? И там столько же пыли. Отсюда видно. Глазам своим веришь?
— Доверяй, но проверяй. Слышал такую мудрость?
— Я не полезу на печь — и всё. Честно тебе заявляю. Надоело пыль глотать. Глупо.
— Я полезу, Юр. Ты только мне подмогни.
Духота от раскалённой крыши выжала из нас столько пота, что он струился по лицу, между лопаток, по ногам. После выгребания словно утрамбованной пыли с какими-то песчинками мы превратились в чумазых, не похожих на себя.
Теперь ещё начштаба предлагает обследовать и площадки печных труб. Снизу нам их вдвоём не обхватить, а на высоте двух наших ростов кладка сужалась в пол-объема, и, таким образом, на крышу уже выходила тонкая её часть.
— Лестницы у нас нет, Юр, полезу по тебе. Становись лицом к трубе. Я тебя повыше, достану. А ты меня выдержишь, я нетяжёлый.
— Попробую, — согласился я нехотя, чтобы прекратить эти приключения.
— Ну, лады. Руками в кладку упрись и ноги шире расставь.
Первая попытка не удалась. Ступни Вовкиных босых ног соскользнули по моим бёдрам.
— Иди сюда! — предложил начштаба.
Мы подошли к квадрату лаза, и Вовка с шеи до пят осыпал меня пылью и песком.
— Залазь. Резинку от трусов не порви! А то катастрофа.
— Ты их сними пока. После наденешь.
Опять осечка!
Я тоже натёр друга пылью, вскарабкался на него. Он поддерживал меня за лодыжки, чтобы не сверзиться.
Этот акробатический трюк мне удался: я встал на плечи начштаба и обшарил всю площадку. Ничего. Да и что там могло оказаться?
20
Уже находясь в концлагере, я припомнил этот разговор и попросил маму, чтобы она приобрела и прислала мне учебник «Логики». Сколько раз мне впоследствии приходилось бороться со всяким шакальём за него — им бумага требовалась для изготовления игральных карт. И всё-таки мне удалось сохранить и освоить учебник. Он и сейчас хранится в нашей домашней библиотеке.