Не раздумывая, решительно выпалил:
— Забирай её себе целиком. Но я искать здесь больше ничего не буду. Ни за какие коврижки.
— Юр, прикинь! Мы с тобой почти у цели. Он где-то здесь — нутром чую, обломок этот.
— Всё. Точка. Спускаюсь первым. Сабля — твоя. Я тебе ничего не должен.
— Значит, мне придётся вернуться сюда одному. Если не передумаешь.
— Вовка, ты же «Логику» изучал. Как найти обломок сабли в тоннах шлака и грязи? Год каторжного труда. Если обломок вообще существует. И находится здесь.
— А ты знаешь, как руду ищут? Берётся ивовый прутик. С расщепом. И над каждым сантиметром земли им туда-сюда водят. Где металл, там расщеп чуть сближается, сужается. Так раньше простой деревянной рогулькой железорудные месторождения открывали. В натуре! Я об этом в одном журнале по геологии вычитал из отцовской библиотеки. Ещё до войны.
— Всё. Спускаюсь, — решительно повторил я и поставил на покатый жестяной выступ ногу, присел на корточки, испытал, крепко ли закреплена бельевая верёвка.
Начштаба молча подстраховывал меня вторым концом верёвки.
Когда я коснулся земли пальцами ног, друг возвестил:
— Держи!
Сверкающий обломок сабли упал, даже не звякнув, в траву рядом с забором.
Я поднял драгоценную находку и при солнечном свете разглядел, что слом тоже синеватый, а металл имеет извилистый рисунок. Удивило меня и лезвие, острое, как бритва. И никаких следов ржавчины. Выходит, уже и тогда, давным-давно, умели делать оружие из нержавеющей стали! И ещё я разглядел: маленькая, чёрными штрихами выполненная крылатая лошадка — у самого эфеса.
— Спускаюсь! — послышался сверху голос Вовки. — Держи страховку!
— Дверцу на вертушку запри!
— Знаю, — ответил он.
Вовка, опустившись на корточки и вцепившись кончиками пальцев в щели дощатого фронтона, отвёрткой пытался крутануть вертушку. Не сразу ему это удалось. После он бросил отвёртку и, вцепившись руками в верёвки, пальцами ног нащупывал выпуклости каменной кладки, на которые можно было ступить. Опускаясь всё ниже, он развязывал узлы верёвки, накинутые на охваты водосточной трубы.
Через несколько минут Вовка, больше похожий на чернокожего, стоял рядом со мной. Цел и невредим.
— Юр, нам, наверное, не отмыться. Ты весь чернущий, как паровозный кочегар.
— Ты бы на себя посмотрел. Тоже не узнал бы.
Я сматывал верёвку в клубок, а друг любовался находкой. Нашлась и отвёртка.
Свои соображения о сабле высказал первым Вовке:
— Она, никак, из нержавейки откована. Разве до революции делали нержавейку?
— Вроде бы это изобретение советских учёных. А впрочем, не уверен.
— И на изломе — металл синий и волнистый, первый раз такой вижу. Странная сабля. Надо бы о ней побольше разнюхать. Но у кого?
— У деда Семёна Васильева, — спохватился я. — Тамарки и Эдки отца. Ему девяносто четыре года. Раньше, до войны, он вечерами часто на скамейке возле калитки сиживал. Бывший фельдфебель. Сорок лет в царской армии отслужил. Красных командиров поджидал, чтобы честь отдать и отрапортовать. А последнее время что-то не показывается на улицу. Даже летом. Дома сидит. В пимах.
— Ты короче давай: он холодное оружие знает?
— Фельдфебель царской армии! Я ж тебе сказал. Он всё знает. С японцами воевал. Ранили его в ногу в четвертом году — до сих пор хромает. С палочкой ходит.
— Да что ты мне про то да про сё? В саблях он толк понимает?
— Ещё бы! Сам подумай — фельд-фе-бель! Это вроде как генерал. По ранению из армии его уволили. У них корова есть. Жена его — Анна Степановна. Тётя Аня.
— Меня его биография не интересует. И корова — тоже. Лишь бы в оружии сёк.
— Не сомневайся. Двадцать пять лет только фельдфебелем отслужил. У него даже какие-то есть медали — старинные. Кресты всякие — за храбрость. Тётя Аня их в коробочке хранит. Из перламутра. Японская. Трофейная, видать. Показала мне. Одевать-то их нельзя. Царские. Но и не отнимают.
Дед Семён меня давно интересовал. И я к нему часто с разными вопросами приставал. Про войну. Интересно!
— Если он белый герой, почему же его в Чека не расстреляли? — задал коварный вопрос Вовка.
— Он против красных не воевал. Когда его ранили, тогда ещё советской власти не было. К тому же он за большевиков. За что его расстреливать? И вообще хороший старик. Заслушаешься, как про войну рассказывает, — сам лично воевал.
— Если он не контра, покажем ему. Разматывай верёвку.
— Зачем?
— Ты хочешь, чтобы я с саблей наголо по улице Пушкина проскакал? Да нас первый попавшийся дядя-гадя сцапает и в отделение упрёт.