— Я еще не закончил, мастер ан Безер. Если быть точным — шесть контрактов за восемь лет.
Он покрутил рычаг под столом, и фонарь со скрипом спустился чуть ниже, давая строчкам больше света.
— Последний раз гонец Ордена был две недели назад, так что никаких неожиданностей у меня нет.
Он поднес к глазам увеличительное стекло, прищурился. Галай ан Безер молчал, на губах заметно таяла улыбка непонимания. Палец с потемневшим от возраста ногтем заскользил по строчкам. По сухим номерам, за которыми прятались исправленные Орденом судьбы. По вердиктам. «Поступил на службу в дознавательный корпус», «Умертвлен», и то, что искал старик — «Неизвестно».
— Мне понравилась ваша уверенность, — сказал он, когда дочитал до конца. — Но дело в том, что сейчас в бегах у нас находится лишь четверо. По трем контрактам. Номер триста семьдесят четвертый, вероятнее всего, мертв. Он исчез двадцать шесть лет назад. Парный контракт я наблюдаю лишь один, номера сто пятнадцатый и сто семьдесят девятый. Вы же не просто так сказали, что их двое?
Старик поднял взгляд на посетителя, тот широко улыбался:
— Важно вести дела так щепетильно, как это принято в Ордене. Я впечатлен.
— Мы знаем свое дело. Хорошо знаем. Поэтому предлагаю говорить прямо. Сколько вы хотите за информацию о беглых номерах, мастер ан Безер? Орден достойно вам за нее заплатит.
Галай щелкнул пальцем, и посетовал:
— Тут вы промахнулись, хотя ваше предложение говорить напрямую мне нравится. Дело в том, что я не хочу их сдать. — Он выдержал паузу и со значением добавил. — Я хочу их купить. Понимаете?
Старик неуверенно кивнул. Колени, бедные колени. Он перевел взгляд на список, посмотрел на номера и добавил:
— Нет, все же не понимаю. Вы хотите купить двух беглых Неприкасаемых? Двух, нарушивших Кодекс Ордена? Двух бойцов, чей предыдущий владелец — мертв? Вам действительно нужна такая покупка?
— Вот такой я человек, — всплеснул руками ан Безер. — Люблю приключения.
— То есть вы из тех, кто покупает гнилое мясо, когда хочет есть? — спросил старик.
— Я человек дела, я и не такое покупаю. Лишь бы устроила цена, знаете ли.
Такие предложения в тесной келье Торгового поста еще не звучали.
А ведь он прожил здесь столько лет. Так много, что стал частью этого темного уголка. Ожившим чучелом. Его послушников, олицетворяющих мощь и непоколебимость Ордена, меняли раз в год, а сколько десятилетий он тут сидит? Скольких из тех, кто ночевал в соседней каморке, уже забрала Пустыня, пока он делал важный вид и гордился тем, чему отдал свою жизнь?
— Считайте меня просто большим затейником, — напомнил о себе Галай. Старик очнулся.
— У меня другое предложение. Давайте я сейчас позову воспитанников Ордена, которых вы видели у двери, и мы вместе узнаем, где вы видели столь порченный товар.
Брови Галая подпрыгнули в изумлении:
— Это вы бросьте. Здесь вам, знаете ли, не дикий север. Закон в Содружестве — не пустой звук.
— Сокрытие беглого Неприкасаемого, молодой человек, это преступление. Нарушение закона Ордена.
— Есть тонкость, как бы. Законы Содружества на вас распространяются, а вот ваши... Ну, вы понимаете.
Старик понимал. Слишком хорошо понимал. Видел, как меняется мир. Как меняется он сам. Боль в коленях опять напомнила о себе, и торговец подумал о знахаре, что жил у Ботанического сада. Война взвинтила цены даже там, куда и не добиралась. Просто потому, что шла где-то, просто потому, что давала повод. Лекарь требовал за лекарства все больше. Того жалования, что возил курьер, скоро станет недостаточно.
А за каждого Неприкасаемого полагалась награда. Хорошая награда.
Иногда люди предают идеи просто из-за больных коленей. Галай прочитал его мысли:
— Я ведь вам, считай, подарок делаю. Несу монетки в узелке за товар, которого у вас и нету давно. Могу даже чуть сверху дать. Между нами, конечно.
Будь старику лет на десять меньше — торгаша бы уже выволакивали на центральную улицу Барроухельма. Но... Сейчас наступило время таких, как он — скользких, неприятных. Все летело на корм Темному Богу.
Этот потерянный во времени город превратил его в раздавленного старостью одиночку, у которого не осталось ничего от жизни. Лишь номера в книге учета и деньги. Серые курьеры с пустыми, отмеченными морозами лицами. Молчаливый ритуал открытия и закрытия Торгового поста и тишина. В этих краях не было места радости. Вся она шумела где-то за пределами кельи, на железной улице блуждающего города.
Здесь же молчали. Молчал он, молчали Неприкасаемые. Вымуштрованные, самодостаточные люди-инструменты.