Фарри посмотрел на меня, и я кивнул — все правда.
— Это вы предали нас. Вы ударили Добрым Капитанам в спину, — сказал он.
— Одна власть. Одна в... воля. Вы идете по пути прошлого. Уроки... Вы не знаете... Не ищете. Как волокуны. Рупор сказал — хватит. Рупор... Он говорил, Добрые... Они могут... Но Содружество предало. Оно спрятало путь к знанию. Тайны... Украло тайны.
— Это? — Фарри вытащил из-за пазухи компас, щелкнул крышкой. Глаза друга спокойно смотрели за тем, как взволнованно задышал пленник.
— Глупцы... Цитадель могла открыть вам... Путь.
— Она открыла его пушкам. Откуда здесь орудия? Они не могли нагнать корабль. Они ведь были здесь всегда, верно? — Фарри захлопнул компас, убрал его обратно. Фанатик жадно потянулся за артефактом взглядом, но обмяк. — Они ждали, когда «можно открыть нам путь»? Знали маршрут города?
— Мы знали... Что он здесь. Знали. Мы ждали. Лед прячет... Если уметь прятаться. Кто-то нас находил... Весной. Зимой. Тоже дикари. Пустыня забрала их.
Он закашлялся, попытался выпрямиться, но застонал от боли. Окровавленный рот тронула злая улыбка.
— Этого бы... не было. Если бы вы отдали его. Мы бы подарили вам... Свет знания.
— Если бы вы спросили у нас! — не выдержал я. — Если бы вы просто спросили у нас! Почему вы не могли просто поговорить с нами?! Когда вы узнали о нем, когда?
Пленный перевел на меня безумный взгляд. Губы его дрожали.
— В Приюте? — ахнул я. — В Приюте? Вы ведь знали все уже в Приюте?!
— Вокатус девяносто седьмого сектора обнаружил сигнал в Приюте. И отправил запрос в магистрат. Рупор безмолвствовал. Мы ничего не знали о его находке, а он не решился действовать. Потом сигнал исчез, но мы запомнили вас. Запомнили тебя.
Он указал на меня дрожащим изуродованным пальцем.
— Рупор Технобога описал тебя, и мы ждали. Во всех портах. Во всех городах ждали. Но вы предали нас в Барроухельме, и магистрат определил парадигму.
Барри Рубенс шумно выдохнул, раздраженно давая понять, что ничего не понимает в нашем разговоре и крайне недоволен моим вмешательством. Жерар поигрывал ножом, очищенным от крови брата цитадели, и хотел пустить оружие в ход.
— Откуда ты все это знаешь? Ты был там? — подал голос Фарри.
— Рупор объединяет нас. Знания должны быть сохранны. Технобог следит за тем, чтобы они не пропадали. В каждом из нас частичка Его.
Он опять залопотал какую-то тарабарщину.
— Может, можно что-то исправить? — спросил я у товарищей. — Может, еще не поздно?
По спине пробежались мурашки, будто каждый из тысяч убитых где-то далеко, на Береге, обратил свой мертвый взор на меня.
— Нет, Эд. Теперь между нами кровь. Много крови. Теперь никак нельзя... — сказал Фарри. — Ты видел, как они поступили с городом. Никто не собирался с нами говорить. Они хотели забрать компас из руин.
— Настало новое время. Очищающий механизм запущен. Технобог не позволит роду людей и дальше угасать. Эпоха просвещения пришла, — фанатик смотрел ему в глаза. — Одна власть. Одна цель. Технобог исправит то, что сломало колдовство Светлого Дьявола и Темного Зверя. Технобог починит души заблудших.
— А если погибнет еще больше? — крикнул я.
— Ты не слышал его, Эд? Открой уши, если нет. Они явно что-то придумали... — одернул меня Фарри.
Пленник первым отвел взгляд от юного противника.
— Что же за время нас ждет? — спросил его мой друг.
Бескровные губы опять растянулись в улыбке:
— Время знаний.
— Почему вы решили, что компас еще в городе? Прошло полтора года, мы легко могли пересечь Пустыню вместе с ним. Однако вы тут. И компас тут.
— Повезло.
Мне даже не пришлось подавать голос. Жерар хмыкнул и полоснул ножом по залитому кровью плечу пленника. Тот всхлипнул, а квартирмейстер плеснул что-то из фляги на кожу фанатика. Кожа задымилась, а пленник истошно закричал от боли. Тот визг не мог издавать разумный человек. Вопль попавшего в западню зверя — вот что это было. От раны поднимался вонючий дымок, и когда он рассеялся, брат Цитадели вдруг зарыдал. Он скорчился на полу и заплакал.
— Это еще что за сопли? — искренне удивился Жерар.
Я прикрыл глаза, не желая видеть происходящее. Передо мною все-таки был живой человек, который страдал. Который был чудовищно несчастен. И как-то сразу забылось мне, что только что он скалился в лицо мне и моему другу, а за его улыбкой таилась смерть и зловещая «эпоха просвещения».