Вчера я думал о том, как поэтично и красиво можно описать встречу двух кораблей в океане.
Но все это останется ненаписанным, потому что я решил серьезно отнестись к своим кинооператорским задачам и, зарядив "Киев" новой кассетой, вышел на палубу.
Все кассеты - я пробовал и две свои и две чужие - заедали.
В какой-то книге мне попалось выражение "пенистая злоба". Оно наилучшим образом характеризует мое состояние. Сочувственные взгляды, готовность всех прийти на помощь и дружеские советы приносили мне лишь минутное облегчение. Жаль, что эта техника не моя собственность! Глубина океана тут пять тысяч метров...
Шлюпка вернулась, и ее подняли.
"Кооперация" пошла дальше своим курсом на юг, а "Казань" повернула прямо на восток, по направлению к Гибралтарскому проливу. Доброго пути!
Днем корабельный радиоузел сообщил, что сегодня вечером состоится торжественное открытие кинотеатра "Волна" - событие в своем роде историческое. Всех попросили принять в нем участие. Сегодня и впредь будут показываться лишь те фильмы, где много любви и мало крови.
Кинотеатр этот действительно своеобразен. Проекционный аппарат поставлен на шлюпочную палубу, а экран прикреплен к кормовой мачте. Зрители всюду - на спардеке, на трапах и у поручней, но главные счастливцы сидят на "Пингвинах". Это привилегированная публика, то есть водители "Пингвинов" и механики, те, кто не забывает этих машин и днем. Правда, их места расположены слишком близко от экрана, но зато они могут растянуться на брезенте и в скучных местах спать. А надо всем этим мягкая субтропическая ночь, по-негритянски черная. Когда "Кооперацию" качает, на небе колеблются большие и очень яркие звезды Показывали египетский фильм "Любовь и слезы". В наиболее трогательных местах с "Пингвинов" доносились тихие вздохи.
12 ноября
Атлантический океан
Океан прямо-таки неправдоподобно, невероятно синий, интенсивно-синий Не могу подыскать точного слова, чтоб определить эту синеву. При солнце на океан нельзя смотреть без защитных очков. Он слишком ярок.
Становится все теплей. Приближаемся к тропическому поясу.
Меня все время мучает, что я еще не пишу пьесу, мучает ощущение того, что я ничего не делаю, а если и делаю, так слишком мало. Глупое, угнетающее чувство. Дни уходят так быстро!.. До Кейптауна пока что не меньше двадцати дней. За это время надо хотя бы окончить второе действие, чему экваториальная жара, вгоняющая в пот, конечно, будет мало способствовать. Решаю приступить к работе 14 ноября. Я не такой дурак, чтобы приниматься за что-либо серьезное в пятницу, да еще тринадцатого.
13 ноября
Атлантический океан
Весь день плыли между Канарскими островами. Слева, правда, очень далеко, виднеется их гористый, высокий рельеф. Острова и вершины гор окутаны мягкой туманной дымкой. Даже самые сильные бинокли не помогают. Хотя я и вправе сказать, что видел Канарские острова, но виднелись они так же неразличимо и смутно, как во сне. Скорость у нас жалкая, у "Кооперации" работает лишь один дизель. Делаем каких-то шесть миль в час. Если так пойдет и дальше, то сомнительно, чтобы мы к Новому году добрались до Мирного.
Дивная теплая погода. Каждый раз, как выхожу на палубу, меня поражает темная синева океана. Она такая ровная и чистая, словно выдумана поэтами. Для нас, детей серого моря, это живая сказка. Я могу смотреть на нее все те двадцать дней, в точение которых мы будем плыть по тропическому поясу. Хочу запомнить эту синеву навсегда. Ведь неизвестно, когда опять попаду сюда. Индийский океан, через который "Кооперация" поплывет обратно, наверно, представляет собой нечто другое.
Видели летающих рыб. В сумерках нас долго провожало миганье какого-то мощного маяка.
Самочувствие скверное. Каюта кажется клеткой, нет покоя и на палубе. Тяжело смотреть в глаза товарищам.
За последние годы я научился довольно легко переносить критику, но все еще по прежнему донимает грызущее чувство вины из-за какой-нибудь незначительной с виду ошибки - по-прежнему падаю духом из-за недоброжелательного слова или хотя бы только интонации. Донимает меня чувство вины и сегодня. Я легкомысленно и бездумно подписал открытое письмо, адресованное в радиогазету. Подобные вещи со мной случались и прежде. В письме говорилось о воде - о воде для мытья.
Уже начиная с Бискайского залива у нас течет из кранов соленая вода. От нее сохнет и дубеет кожа, щиплет глаза, а волосы становятся похожими на разлохматившийся смоляной канат. Мыло, которое мы взяли в Киле, не годится для мытья соленой водой. В Киле произошла какая-то путаница, и нам дали мыло, которое используют для дезинфицирования. Оно не мылится и противно пахнет. Это вызвало протест у некоторых членов экспедиции, в связи с чем и было в конце концов составлено упомянутое письмо. Авторов я не знаю, но письмо подписал. И сразу понял, что это глупость. На корме резервуар с пресной водой - налей себе ведро, отнеси в каюту и мойся. Никто этого не запрещает - вода не лимитирована. Мне следовало бы знать, каков водяной режим на кораблях дальнего плавания. И наконец, я лишь временный участник экспедиции, мне не предстоит зимовать в Мирном или перебираться на "Обь" к морской экспедиции. У меня нет оснований высказывать те претензии, какие могут себе позволить члены экспедиции. Ко мне обратились явно потому, что я числюсь по списку корреспондентом "Правды".
А за всем этим кроется желание побывать в Дакаре.
14 ноября
Атлантический океан
Сегодня общее собрание экспедиции. Первым обсуждался вопрос о воде. Заход в Дакар, в котором мы не взяли бы на борт ничего, кроме воды (все остальное уже заказано в Кейптауне), обошелся бы в четыре тысячи золотых рублей. Много было разговору о письме. Из ста шестидесяти шести членов экспедиции его подписало лишь тридцать семь человек. Главным перлом была попавшая в письмо при редактировании фраза, которую громко прочел вслух Георгий Иванович Голышев, избранный на срок плавания до Мирного секретарем оргбюро партгруппы. Она звучала примерно так: "Тем самым командование корабля и руководство экспедиции берет на себя тяжелую ответственность за жизнь двухсот человек". Про такие фразы говорят, что их идейный вес чрезмерно велик.
Все разрешилось мирно. В Дакар мы не пошли. Но этого "послания тридцати семи" я не забуду до смерти.