— Благодарю, — с легкой иронией в голосе произнесла она, наклонив голову. — Не уверена, что я чувствую себя виноватой.
— Прошу прощения. Я думал так, — ответил он.
Подняв голову, она посмотрела ему в глаза. Отчаяние и страх наполнили ее взгляд.
Поднявшись, он шагнул ей навстречу и крепко взял ее за руки.
— Вы сильный человек, капитан Арфлейн, — прошептала она. — Я — слабая.
— Вовсе нет, мэм, — с трудом произнес он.
Мягко высвободив руки, она села на кушетку. Вернувшийся слуга поставил на небольшой столик кувшин с хессом и вновь удалился. Налив напиток в бокал, она протянула его Арфлейну. Он стоял рядом с ней, держа в руке бокал, слегка расставив ноги, и смотрел на нее с жалостью во взгляде.
— Я подумал, что у вас много общего с отцом, — произнес он. — Сила, например.
— Вы совсем не знали моего отца, — тихо напомнила она.
— Думаю, что достаточно хорошо узнал его. Вы забыли, что я видел его, когда он умирал в одиночестве. Именно силу, такую же силу, какую я вижу в вас, я заметил в нем. Иначе я просто бы не стал спасать его.
Она вздохнула. Ее золотые глаза наполнились слезами.
— Возможно, вы ошибаетесь, — сказала она.
Сев рядом с ней, он покачал головой.
— Вся сила вашей семьи досталась вам. Впрочем, как и ее слабость.
— Какая слабость?
— Богатое воображение. Оно влекло отца к Нью-Йорку, а вас — на китовую охоту.
Ульрика благодарно улыбнулась.
— Если это попытка успокоить меня, капитан, то она возымела успех.
— Я успокоил бы вас еще больше, если бы…
Он не хотел говорить этого, не хотел брать ее руки в свои, но все-таки сделал и то, и другое. Однако она не сопротивлялась, и, хотя ее лицо оставалось задумчивым и серьезным, она не казалась оскорбленной.
Теперь уже Арфлейн был взволнован, вспомнив, как обнимал ее на льду. Она залилась румянцем, но по-прежнему позволяла держать себя за руки.
— Я люблю тебя, — почти несчастно произнес Арфлейн.
Разразившись слезами, она прижалась к нему. Он крепко обнял ее, перебирая ее прекрасные волосы, целуя ее в лоб, глядя в глаза. На его глаза навернулись слезы, как бы отвечая на ее скорбь. Смутно сознавая, что он делает, Арфлейн поднял ее на руки и понес из комнаты. Коридор был пуст, когда он прошел в ее спальню, где, как он полагал, положит ее на постель и оставит.
Комната находилась как раз напротив спальни Ульсенна. Она была уставлена креслами, шкафчиками, тут же находился небольшой столик. Кровать покрывали белые меха, такие же меха драпировали стены.
Теперь он уже знал, что, несмотря на испытываемое чувство вины, он уже не может контролировать себя. Он поцеловал ее в губы. В ответ она обвила его шею руками, и он навалился на нее всей тяжестью своего массивного тела, ощущая тепло ее тела через ткань платья, чувствуя, что она дрожит под ним, как испуганная птица. Одной рукой он стал поднимать подол. Схватившись за руку, она попыталась остановить его. Но он с упорством продирался сквозь складки одежды, пока не коснулся ее голого тела.
Вздрогнув от его прикосновения, она прошептала ему, что она девственница, что никогда не позволяла Янеку осуществить их брачные отношения. Он овладел ею, окрасив белый мех кровью. Затем они лежали, тяжело дыша, отдыхая, чтобы затем вновь раствориться друг в друге.
Совесть Ульрики Ульсенн
Рано утром, глядя на спящую Ульрику, Арфлейн понял, что раскаивается в содеянном. Никакие угрызения совести не смогут теперь разлучить их, но он нарушил закон, который чтил до этого, закон, который, как он считал, единственно необходимый в этом мире. Этим утром Арфлейн понял, что он лицемер, обманщик и вор. Факт этот поверг его в глубокое отчаяние. Еще больше угнетало его, что он воспользовался ранимостью женской души в момент, когда ее собственные силы были подавлены чувством вины и скорбью.
И все же он считал раскаяние бесполезным занятием Что сделано, то сделано, теперь же нужно решать, как жить дальше.
Одевшись, он вздохнул, не желая оставлять здесь Ульрику, но сознавая, что сделает с ней закон, если ее уличат в супружеской неверности. В худшем случае ее выпроводят из города и оставят умирать на льду. По крайней мере, их обоих подвергнут остракизму во всех Восьми Городах, что само по себе является смертью.
Открыв глаза, она нежно улыбнулась ему, внезапно улыбка ее померкла.
— Я ухожу, — прошептал он. — Поговорим позже.
Она села на кровати, меха соскользнули с нее, обнажив грудь. Наклонившись, он поцеловал ее и осторожно снял ее руки со своих плеч, когда она попыталась обнять его.