— Долго ли это продлится, доктор? — спросила Мэри. — Не забудьте, что в 16.30 вы должны быть на собрании.
Он устало посмотрел на нее, как будто думал, кто это перед ним.
— Долго? Нет, не думаю. Ровно столько, сколько будет нужно.
Он вышел из кабинета в коридор, освещенный неоновыми лампами. Госпиталь Иерусалимских Сестер был дорогой частной клиникой, и в нем никогда не пахло ничем таким функциональным, как карболка или хлороформ. Коридоры были покрыты толстым красным плюшем, а на каждом углу стояли свежие цветы. Госпиталь скорее казался отелем, одним из тех, в которые высшие чиновники средних лет возили своих секретарш на уик-энды мучительной возни в грехе.
Хьюз вызвал лифт и спустился на пятнадцатый этаж. Смотря на свое отражение в зеркале, он пришел к выводу, что он выглядит более больным, — чем некоторые из его пациентов. Может, ему стоило куда-нибудь поехать в отпуск? Мать всегда любила Флориду. Они могли бы навестить его сестру в Сан-Диего.
Он прошел две пары маятниковых дверей и вошел в кабинет Мак-Ивоя. Доктор Мак-Ивой был невысоким коренастым мужчиной, все до единого накрахмаленные халаты которого неизбежно жали ему под мышками, напоминая жилы, подвязанные для операции. Напоминающее полную луну лицо украшал миниатюрный плоский нос ирландца. Он играл в футбольной команде госпиталя, пока в крепкой стычке у него не лопнула коленная чашечка. С того времени он хромал — немного даже специально.
— Рад, что вы пришли, — улыбнулся он. — Это на самом деле удивительный случай, а я знаю, что вы — наилучший специалист в мире.
— Преувеличение, — ответил Хьюз. — Тем не менее рад комплименту, спасибо.
Мак-Ивой всадил палец в ухо и задумчиво, как коловоротом, покрутил им.
— Снимки должны быть готовы через пять — десять минут. До этого не знаю, чем вас и занять.
— Могу ли я увидеть пациентку? — спросил Хьюз.
— Естественно. Она сидела в приемной. На вашем месте я бы снял плащ, иначе она может подумать, что я притащил вас к ней с улицы.
Хьюз повесил в шкаф свою потрепанную одежду и направился за Мак-Ивоем в ярко освещенную приемную. На креслах лежали цветные журналы, а в аквариуме плавали тропические рыбки. Через жалюзи вливался необычный металлический отблеск выпавшего после полудня снега. В углу, читая номер «Сансета», сидела стройная темноволосая женщина. У нее было удлиненное деликатное лицо — как у эльфа, подумал Хьюз. На ней было простое платье цвета кофе, на фоне которого ее кожа казалась немного землистого цвета. Лишь полная окурков пепельница и клубы дыма в воздухе указывали на то, что девушка нервничает.
— Мисс Тэнди, — заговорил Мак-Ивой. — Это доктор Хьюз, эксперт по болезням такого типа. Он хотел бы осмотреть вас и задать вам несколько вопросов.
Мисс Тэнди отложила журнал и посмотрела на них.
— Конечно, — сказала она с выразительным акцентом Новой Англии.
Из хорошей семьи, подумал Хьюз. Ему не надо было угадывать, богата ли она. Никто не приходит лечиться в Госпиталь Иерусалимских Сестер, если не имеет наличных больше, чем может вместить в руках.
— Прошу вас наклониться, — попросил он. Девушка склонила голову. Он отодвинул ее волосы. Точно в углублении шеи торчал гладкий, шарообразный нарост величиной в стеклянный шарик для прижимания бумаги. Хьюз провел по нему пальцем. Казалось, что он имел структуру мягкого волокнистого новообразования.
— Как давно это у вас? — спросил он.
— Два или три дня, — ответила она, — Я сделала заказ на визит, как только опухоль стала расти. Я боялась, что это… ну, рак или что-то такое.
Хьюз посмотрел на Мак-Ивоя и наморщил лоб.
— Два или три дня? Вы абсолютно уверены?
— Абсолютно. Сегодня ведь пятница, не так ли? Ну так вот, я почувствовала ее, когда проснулась во вторник утром.
Хьюз нежно нажал на нарост Тот был гладок и тверд, но он не почувствовал никакого движения.
— Болело? — спросил он.
— Я как будто чувствовала щекотку, но ничего больше.
— Она чувствовала то же самое, когда я пальпировал опухоль, — вмешался Мак-Ивой.
Хьюз отпустил волосы девушки, позволяя ей выпрямиться. Он пододвинул кресло и начал делать заметки на каком-то найденном в кармане кусочке бумаги.
— Как велика была опухоль, когда вы впервые ее заметили?
— Очень мала. Мне кажется, что величиной не больше фасолины.
— Росла ли она все время или временами?
— Мне кажется, что только ночью. Это значит, что когда я просыпаюсь каждым утром, то она становится больше.
Хьюз старательно нарисовал сложную загогулину.