Работа была проведена изящно.
Матросы и солдаты на пароме носили с собой пики и луки. Больше ради психологического спокойствия. У транов было не принято идти в бой без оружия. Даже если единственной задачей являлось наблюдать и молиться.
Этан со своей стороны не чувствовал необходимости иметь при себе даже кинжал. Несмотря на объяснения Гуннара, он все-таки слабо представлял, чего следует ожидать. Они собирались атаковать монстра. Гуннар будет целиться в голову По его сигналу — громкому, резкому свистку — они должны освободить свои коньковые лодки и понестись вперед, полагаясь на парус и собственную поворотливость.
Так было в теории.
Несмотря на очевидную опасность, Этан не мог сдержать определенного любопытства. Ему очень хотелось увидеть, какое же наземное животное может выдержать удар движимого сильным ветром заостренного ствола дерева весом около полутонны и не погибнуть. На Плутархе существовала ценная коллекция редких животных. Там могли задуматься…
Но Этан понимал, что они выйдут из боя гораздо раньше, чем произойдет столкновение. Возможно, он успеет бросить на зверя лишь один взгляд издалека.
И все-таки, как сообщил Гуннар, эти монстры умирали. От чего? От старости? Сколько лет жил практически неуязвимый громоед?
Этан ощутил толчок и поднял глаза. Паром отцепил их и уже сворачивал на юг, освобождая дорогу. Два других колья сорвались на несколько секунд раньше и устремились в бескрайнее море впереди. Этан напряженно смотрел сквозь свои очки, изолированный от мира льдом, ветром и бешеной скоростью.
Зеленое пятно на горизонте постепенно приобретало форму и материальность, становилось все больше. Скорость постоянно увеличивалась.
Теперь Этан мог сравнить размеры пики-педана с размерами родственных видов. И вдруг воздух застыл у него в горле. Но не от холода.
По наружному краю зеленого поля что-то двигалось. Этан понял, что это громоед. Ему стало страшно.
Великий Старый имел около сотни метров в длину — гигантская серая масса, которая покачивалась и пульсировала, как огромный слизень, на чистом льду. Его зад и бока были усеяны гротесковыми гребнями и уступами, этакая странная живая гора.
У зверя не было ни ног, ни рук, вообще никаких видимых членов. Брюхо ужасной туши напоминало подушку, покрытую роговой оболочкой, более толстой, чем обшивка космического корабля, но гладкой, словно стекло. Рот, широкий, как судовой док, засасывал воздух, который выходил через клапаны возле хвоста.
Животное двигалось медленно. Но Гуннар рассказывал им истории о панических бегствах от громоеда. Стадо могло уничтожить остров, оставив посреди льдов только зелено-коричневое пятно.
Этан съежился. Он был собакой — нет, муравьем, — атакуемым китом.
Только этот кит был больше всех китов на свете. Он растянулся во всех направлениях, во всех измерениях, как трехмерная проекция.
Со стороны библейское чудище походило на гигантскую щетку — своими уступами и наростами в виде колючек. Вдруг одна из «молний» достигла цели.
Воздух содрогнулся.
Этан не смог разглядеть вторую «молнию» и решил, что она исчезла, но ошибся. Позже поисковый паром нашел обломок мачты. Это все, что осталось от транспорта и экипажа.
Откуда-то издалека донесся крик, свисток. Неожиданно впереди выросла чернота. Что-то темное и глубокое разверзлось, словно пещера. Пещера, полная тьмы, с двумя колоссальными сталактитами, свисающими сверху. Тонны растений должны были исчезать в этой ужасной пропасти каждый день.
Животное повернулось к ним, на север. Опасное направление. И они должны изменить его.
Послышался еще более отдаленный свисток. Свирепый ветер отнес его в сторону. Брус вел себя послушно, подчиняясь Этану. Но пора было от него отделяться. А если еще чуть-чуть подождать, приложить больше усилий к коньку…
Этан привстал. Опершись покрепче о борт, он нагнулся надо льдом.
Огромное копье начало поворачивать налево, медленно, сантиметр за сантиметром. Этан наклонился в сторону, выправляя направление поворота.
Протестующее дерево стало рваться из рук.
А темная пропасть все росла, надвигалась на лед, захватывая и само небо. Черная дыра поглотила вселенную. Она открывалась и закрывалась с механическим постоянством, издавая утробные громы. Шум ветра заглушался ими, похожими на те, что сотрясали воздух при остановке двигателя космического корабля. Монстр двигался, пожирая воздух и извергая громыхание.
Клин… вытащить… свисток… поворот… налево… налево… нет, на левый борт… левый борт?
Этан закусил до крови нижнюю губу. Вдруг что-то или кто-то — он не понял, что именно — сильно дернуло клин. Маленькая коньковая лодка сильно накренилась, почти коснувшись бортом льда. Этану пришлось переместиться, чтобы не вывалиться. Почти спокойно он отметил, что слишком долго медлил.
Теперь ему не удастся избежать столкновения со зверем. А копье, между тем, летело вперед.
Прикоснувшись к своему рту, Этан обнаружил, что тот открыт. Сейчас очень подошла бы молитва, но вместо нее он прокричал:
— Двигай дальше, Сква. Я здесь.
Затем мимо что-то пронеслось. Этан увидел глаз, который был больше, чем вся его лодка. В черном зрачке, как в ониксовом зеркале, отразился его безумный вид. Этан мчался мимо бесконечных акров перекатывающейся, тяжелой серой плоти.
Рот монстра был огромен. А сама глотка — не очень. Двигаясь со скоростью около сотни километров в час, копье весом в полтонны ударило прямо в распахнутую утробу. Несколько секунд прошло, пока удар восприняли мяли нервных волокон. И судороги наконец сотрясли гигантскую тушу. Громоед оторвал переднюю часть тела от льда, словно Эверест в агонии. Затем рухнул с силой, которая сдула лодку Этана, как монету с туго натянутого одеяла.
Он летел на своем коньке по незнакомому ландшафту, — среди огромного пространства льда и неба. И вдруг наступила ночь.
Он вспомнил запах и вкус ванильных вафель, затем открыл глаза и увидел знакомое заросшее лицо с огромным носом. Септембер с тревогой смотрел на Этана. Воспоминания нахлынули на Этана, и он глубоко вздохнул.
Похоже ближе, чем в полдюжине парсеков от того места, где он лежал, ванильных вафель не было.
Этан лежал на кровати в своей комнате в уонномском замке. Он попытался сесть и заметил одну странность. Каждый сантиметр его тела настойчиво требовал к себе внимания.
— Болит, — медленно произнес Этан, падая обратно на меховое одеяло, которое кто-то заботливо положил ему под голову. — Везде.
— Ничего удивительного, приятель, — сказал Септембер. Тревога исчезла с его лица. — Но все же как ваше самочувствие?
Этан усмехнулся. Духовно все было нормально, но некоторые части тела протестовали. Он прервал наступившую тишину вопросом, который ясно давал понять, что его мышление восстановилось.
— Что случилось?
— Почему вы не отпустили свой брус, когда Гуннар подал сигнал? — вместо того чтобы ответить спросил верзила.
Этан задумался, вспомнил.
— Мы бы промахнулись. Было задано неверное направление, и мы бы промахнулись. Проскочили бы мимо…
Он опять попытался подняться. Септембер положил руку ему на грудь и деликатно заставил лечь обратно.
— Тот жуткий зверь больше не представляет опасности. Боже, ну и зрелище! Я видел много различных громил, дружище, но эта груда безобразного мяса превосходит всех. Невозможно поверить, что такая туша способна еще и двигаться.
— Я говорил Гуннару об этом.
— Я подумал, что мы видим вас в последний раз, когда вы не отцепились вместе с нами, — продолжал Септембер, — а скрылись в бездонной глотке.
Кстати, все получилось просто замечательно. Зверь понесся на юг с таким ревом, что вам сейчас и представить невозможно. Мороз по коже. Хотя как он может двигаться с бревном в горле, не знаю. Трудно? О да!
— Я спрашивал вас, что случилось не со зверем, а со мной?
— А, с вами? Ну, я почти ничего не видел, потому что несся в противоположном направлении. Но с переднего парома все было видно хорошо.