В тот момент, когда я выстрелил, раздались и выстрелы бегущих. Медведь заревел и упал. Еще несколько выстрелов — и он был мертв. Наш закон, по которому шкура убитого медведя принадлежала тому, кто его первый заметил, вступил в действие. Шкуру получил Ваня. Он был очень доволен. Ведь это его первая медвежья шкура!
6 июля. С помощью самодельного бульдозера начали подготовку посадочной площадки. Молодой лед, сильно разрушенный таянием, стал очень непрочным, на нем уже появляются сквозные проталины.
Разыскивая старую скважину, в которой нужно было измерить толщину льда, я пешней, как миноискателем, ощупывал лед и вдруг провалился. Спасла пешня, которая при моем падении, к счастью, оказалась поперек отверстия и уперлась в лед. Не успел Ваня подбежать, как я, оттолкнувшись от пешни, выпрыгнул, приняв, однако, холодную ванну до самого пояса. Стащив резиновые сапоги, вылил из них порядочное количество воды. Одежду тоже снял и тут же при бодрящей температуре выжал. Конечно, это приходилось делать «в темпе», так как зубы уже начинали стучать. До чего же неприятно облачаться в сырую одежду! А резиновые сапоги из-за мокрых портянок вообще еле удалось натянуть. Пришлось мчаться в лагерь, причем в конце пути мне стало даже жарко. Стопка спирта и сухая одежда предотвратили нежелательные последствия такого купания.
11 июля. Продолжается интенсивное таяние. Весь день держится густой туман. Он, так же как и дождь, прямо на глазах съедает снег и верхний слой льда. Температура чуть выше нуля. Приборы, требующие точной установки, «плывут». Оттяжки мачт ослабли, колья и железные штыри, вмороженные в лед, вытаяли, и мачты несколько раз падали. Особенно приходится следить за градиентной мачтой, так как ее падение может вывести из строя укрепленные на ней приборы.
Сегодняшние координаты — 78°24' северной широты и 192°52' восточной долготы — показали, что наша льдина движется на северо-восток.
12 июля. На небе — ни облачка. Открылись безграничные голубые дали, и только далеко у горизонта они, теряя синеву, переходят в белесоватые тона. Солнце греет по-летнему. Как приятно, сняв шапку, подставить лицо и голову ласковым лучам солнца!
Мы с Петровым продолжали поверку приборов, как вдруг он вскакивает и с криком «Пожар, пожар!» бросается в лагерь. Я — за ним. Горит палатка радистов. Все, кто оставался в лагере, черпали ведрами воду из ближайших снежниц и обливали стенки палатки. Но огонь разгорается. Через несколько минут на движке взорвался бачок с бензином, и струя огня высотой около четырех метров с шипением взметнулась вверх. Все отпрянули. Начали взрываться винтовочные патроны, оставленные в палатке. В этот момент подбежали и мы, крича, что в палатке материалы наших наблюдений. Но так как радисты недавно перенесли ее на новое место, то мы не знали, где стоят наши чемоданы с материалами. Вспоров полог палатки, мы в последний момент выхватили охваченные огнем чемоданы и сунули их прямо в снежницу.
Палатка сгорела дотла. Радиостанцию спасти не удалось. Вот она, черная, обгорелая и безмолвная, стоит на обуглившемся столе. Опустив головы, мы молча обступили ее. Огонь выбрал самый главный объект — теперь мы немы. Что бы с нами сейчас ни случилось, никто в мире об этом не узнает, пока не будет собран новый передатчик.
Оказывается, в палатке горел керогаз. По-видимому, произошла вспышка, и палатка загорелась.
Только через двое суток удалось собрать передатчик и восстановить связь с Землей.
15 июля. Прилетел самолет. Черевичный покружился над льдиной, очевидно производя съемку окружающего района и лагеря. Затем дверь самолета открылась, и летчики выбросили три тюка на парашютах, которые медленно стали опускаться на лед.
Особенно все ждали вскрытия самого маленького тюка. В нем, видимо, находилось самое дорогое для нас — письма. В двух других была новая радиостанция. Наконец маленький тюк вскрыт. Так и есть, письма! Сомов, окруженный товарищами, читает фамилии и передает счастливцам… Мне пока ничего нет…
20 июля. Лагерь живет кипучей жизнью. В тихую погоду это особенно хорошо можно проследить по привычным повседневным звукам. Вот затарахтел мотор гидрологической лебедки; значит, гидрологи начинают поднимать из глубины океана какой-то прибор. Из аэрологической палатки понеслись звуки приемника, следящего за работой радиозонда, поднимающегося ввысь. В унисон мотору лебедки в радиопалатке начинает трещать движок и на высоких тонах разносится резкий писк — идет очередная передача метеосводки.