Через несколько часов прилетел в последний раз Титлов. Он захватил остальных покидающих нас друзей. Теперь нас осталось одиннадцать человек: девять старожилов и два новичка — Миляев и Волович.
Экипаж самолета Титлова, прощаясь с нами, оставил такую запись в нашем вахтенном журнале:
«Уходя от вас последним самолетом на материк и оставляя ваш маленький коллектив на долгую и суровую полярную ночь, хотим заверить вас в том, что летный состав полярной авиации всегда с вами. В любую точку на льду мы прилетим к вам, если нужна будет наша помощь. Уверенно и спокойно продолжайте выполнение возложенных на вас задач.
Мы восхищены вашей работой и мужеством, которое вы проявляете ежедневно, а в особенности в дни организации аэродрома и приема самолета в суровую полярную ночь Арктики.
Желаем вам успешной работы, бодрости духа.
4 ноября. Около 2 часов ночи опять прилетел Титлов, теперь уже действительно в последний раз. Он привез нам в разобранном виде автомашину ГАЗ-67.
7 ноября. Праздник начался почти на полсуток раньше, чем в Москве. С утра — обычный рабочий день, но в кают-компании идет подготовка к праздничному ужину. Все, у кого появляется свободное время, прибегают на камбуз помочь Воловичу. Правда, в этой подготовке не чувствуется того размаха, который был свойствен нашим праздникам во времена пребывания здесь признанных кулинаров Канаки и Чуканина. Новый шеф-повар не смог предложить ничего оригинального, подобного канакинскому черносливу.
Зато за ужином он поразил всех остроумными тостами и был признан самым блестящим тамадой. Недостаточный ассортимент закусок, выставленных им на праздничный стол, был совершенно забыт.
Праздничный ужин закончился поздно, и начальник станции объявил, что завтра общелагерных работ не будет и все свободные от наблюдений могут отдыхать. Это будет первый выходной день за все время жизни на льду. К сожалению, не все смогут им воспользоваться. Ване пришлось прервать ужин и бежать выполнять ночные наблюдения, а мне сразу после ужина отправляться на утренние.
Полярная ночь
11 ноября. Рано утром проснулись от сильного шума, напоминающего прибой волн у скалистого берега в штормовую погоду. Вокруг лагерной льдины идет интенсивное сжатие. Треск торосящегося льда слышен совсем рядом, кажется, будто лед ломает прямо под палаткой. На соседнем годовалом поле, где весной была посадочная площадка, образовалось несколько гряд торосов. В полдень при слабых сумерках с кромки нашего поля можно было видеть, как растут эти гряды.
На границе нашего поля тоже происходит сильное торошение. Обломки годовалого льда вылезают на нашу льдину и образуют высокие торосы. Нагрузка, созданная их весом, приводит к образованию трещин и отлому больших глыб. Местами на поверхности прогнувшегося от тяжести торосов льда выступает вода. Кое-где заметны небольшие «окна» чистой воды. Мороз доходит до 38°, поэтому вода словно кипит, и сквозь густой клубящийся над ней пар ее не сразу разглядишь.
Ломка льда происходила весь день, и размеры нашей льдины значительно уменьшились.
Но арктическая природа очень изменчива. К вечеру задул северо-восточный ветер и торошение льда начало ослабевать. Ночью ветер усилился до 12-14 метров в секунду, и радиомачта, не выдержав его натиска, упала и сломалась.
12 ноября. Разыгралась пурга. Палатка при порывах ветра ходит ходуном, где-то рядом бешено хлопает оторвавшийся край брезента. Анемометр Фусса (прибор для измерения скорости ветра) вращается с такой скоростью, что кажется, вот-вот оторвутся его чашечки.
Термометры, лежащие на снегу, занесены, и их можно найти только по деревянным столбикам, тоже почти погребенным под снегом. Начались зимние сюрпризы: ртуть в термометрах затвердела и они вышли из строя. Пришлось заменять их спиртовыми.
Особенно сложно в полярную ночь вести наблюдения на дальних площадках, где установлены электрические термометры. Вот и сегодня, с трудом добравшись до площадки, я откопал из-под снега маленький столик с коммутатором и установил на нем измерительный прибор. Маленький электрический фонарик беспомощен перед мраком полярной ночи. Ветер пригоршнями швыряет в лицо колючий снег, залепляет глаза, забивается в складки одежды и, кажется, проникает до самой кожи. На минуту отвернешься, чтобы передохнуть от снежной атаки, и ждешь малейшего ее ослабления, чтобы побыстрее сделать отчет и перейти к следующему. А их еще так много! В короткие промежутки между ними напряженно вслушиваешься, не подкрадывается ли к тебе медведь. Проверишь, лежит ли за пазухой пистолет, и снова склоняешься над приборами.