— Коля, зажги, пожалуйста, газ, — попросил я, заранее радуясь, что мне не придется в одном белье вылезать из мехового мешка на двадцатиградусный мороз. Коля и сам не прочь был погреться, поэтому с удовольствием стянул длинные меховые рукавицы, энергично потер руки и склонился над газовой плитой. Вспыхнул газ, голубое пламя осветило палатку, и вскоре начало разливаться по воздуху блаженное тепло.
Десять минут горит газ, в палатке уже настолько тепло, что можно спокойно одеваться. Надев теплые, на гагачьем пуху, штаны и накинув на плечи меховой полушубок, я стал натягивать противные мерзлые унты. Нахлобучив меховую шапку, взял полевую сумку, маленькую лампочку с аккумулятором, электромостик для измерения температуры льда и, засунув за пазуху револьвер, натянул рукавицы. Вылезаю из палатки. Кругом непроглядный мрак, но сравнительно тепло: сегодня температура поднялась до —18°. При такой погоде проводить наблюдения даже приятно.
К полудню полярная ночь мало-помалу уступила место сумеркам, и можно уже кое-как передвигаться без фонарика. Освещать приходится только циферблаты приборов.
Добравшись до площадки наблюдений, я быстро записал показания приборов, находящихся на улице, а затем полез в рабочую палатку, где стоял тщательно оберегаемый зеркальный гальванометр. Склонившись над низеньким столиком, я пытался сделать отсчет по капризному световому зайчику прибора, как вдруг ощутил резкий толчок и услышал звук, напоминающий выстрел. Световой зайчик моментально исчез, а ноги мои почему-то стали разъезжаться. Взглянув вниз, я оторопел: прямо подо мной зияла, постепенно расширяясь, черная трещина. Ухватившись за что-то, быстро перебрался на одну сторону трещины.
В палатке было полутемно. Один из приборов — психрометр Ассмана — упал в трещину и медленно погружался в темную, со свинцовым отблеском воду. Вслед за ним вместе с обвалившимся снегом соскользнул в воду и тяжелый аккумулятор.
Трещина прошла через середину палатки и предательски разорвала лед у самого ее входа. Хотя я и не провалился в нее, но оказался в ловушке: выйти из палатки было невозможно. Высота отвесных ледяных краев трещины достигала 1,5 метра.
Первой мыслью было спасти гальванометр, который я инстинктивно перенес в безопасный угол палатки. Надо спасаться самому, но как? Выхватив из-за голенища унта нож, я хотел распороть палатку, как вдруг услышал чей-то крик и треск рвущегося брезента. Трещина медленно расходилась и растягивала палатку в разные стороны, пока натянувшийся, как струна, брезент не лопнул. Куски разорванной материи повалились мне на голову. Быстро сбросив их, я увидел, что метрах в сорока от меня, по ту сторону трещины, на снегу в одном белье, босой, прижимая к себе треногу с теодолит том, прыгает Коля Миляев. Из всех палаток выскакивали полуодетые перепуганные люди.
Наше многолетнее ледяное поле, в течение десяти месяцев стойко отражавшее натиск окружающих льдин, на этот раз не выдержало их напора и раскололось на несколько частей. Две трещины прошли через лагерь. Одна из них, словно специально выбирая самые важные участки, протянулась извилистой линией от северной кромки льдины к нашей старой рабочей палатке, а от нее свернула к «бане» и прошла прямо под ней. Далее она коснулась снежного футляра палатки-мастерской и подошла к рабочей палатке магнитолога, откуда резко повернула к его жилой палатке, пройдя около самого входа, так что снежный тамбур рухнул в воду. Затем, сделав крутой разворот, трещина разорвала астрономический павильон, сложенный из снежных кирпичей, и прошла под треногой теодолита, по которому мы определяли местоположение станции по звездам. Опрокинувшийся теодолит однако уцелел, чудом удержавшись на краю. Затем трещина направилась прямо к нашей рабочей палатке, где захватила меня в плен, и наконец в пяти метрах от градиентной мачты слилась со старой трещиной.
В тот момент, когда это произошло, Коля Миляев, сменившийся с ночного дежурства, крепко спал. Проснувшись от резкого толчка и еще не понимая, в чем дело, он услышал сильный треск льда и шум рухнувшего в трещину снежного тамбура. В одном белье он выскочил из спального мешка и бросился вон из палатки. Но у самого входа зияла трещина, и только плававшие в ней большие глыбы смерзшегося снега — остатки тамбура — спасли Колю от купания в ледяной воде. Перепрыгивая с одной глыбы на другую, он перебрался через трещину и, увидев висящий над водой теодолит, схватил его. Только теперь он почувствовал, как обжигает снег его босые ноги. По тем же плавающим глыбам снега он бросился обратно в палатку, вмиг натянул меховые унты и, схватив куртку, кинулся спасать другие приборы.