— Справа Аргентина, — сказал Глинн. — Слева — Чили.
— А я иду внутрь, — сказала Бриттон, направляясь к рулевой рубке.
Час спустя перед носом лодки, с левой стороны, в сером свете предстал Пуэрто-Вильямс: группа ветхих деревянных лачуг, с жёлтыми и красными крышами, гнездилась во впадине меж холмов. За ним вздымался ряд гиперборейских гор, белых и резких, словно зубы. У подножия городка стоял ряд полуразрушенных пирсов. Деревянные буксиры и одномачтовые гафовые шлюпки с просмолёнными корпусами были пришвартованы в гавани. Неподалёку МакФарлэйн углядел «Barrio de los Indios»: кривой ряд обшитых досками домов и сырых хижин, из самодельных труб поднимаются струйки дыма. За ними находилась и сама военно-морская база, заброшенный ряд зданий из помятого металла. Рядом были пришвартованы нечто вроде двух вспомогательных судов и одного старого эсминца.
Казалось, в несколько минут яркое утреннее небо потемнело. Когда катер остановился у одного из деревянных пирсов, их окутал запах гниющий рыбы, ясно различимый сквозь вонь от сточных вод и водорослей. Из ближайших лачуг появились несколько человек и неуклюжей походкой подошли по сходням ближе. Крича и жестикулируя, они пытались заманить катер пришвартоваться в любом из полудюжины мест, и каждый держал в руках канат или указывал на крюйсы. Лодка проскользнула в док и громкий спор возник между двумя ближайшими мужчинами, который затих лишь когда Глинн раздал сигареты.
Троица выбралась на скользкий док и глянула на мрачный посёлок. Отдельные хлопья снега запорошили плечи парки МакФарлэйна.
— Где таможенный офис? — По-испански спросил Глинн одного из мужчин.
— Я вас отведу, — одновременно ответили трое.
Начали подходить и женщины, толпясь вокруг них с пластиковыми вёдрами, заполненными морскими ежами, моллюсками и congrio colorado, отталкивая друг друга и пихая вонючих ракообразных прямо им в лицо.
— Морской ёж, — на неправильном английском произнесла одна из женщин. У неё было лицо семидесятилетней старухи, а во рту сохранился один-единственный, необыкновенно белый зуб. — Очень хороший для мужчины. Делает твёрдым. Muy fuerte.
Твёрдой поднятой рукой она сделала живописный жест, показывая результаты, а мужчины громко расхохотались.
— No gracias senora, — ответил Глинн, продираясь скозь толпу следом за самоназначенными проводниками.
Мужчины поднялись по пирсу и направились вдоль берега в направлении военно-морской базы. Здесь, рядом с ещё одним пирсом, лишь чуточку менее ветхим, они остановились у низкого здания, обитого досками. Из единственного окна в темнеющем воздухе протянулся луч света, и ароматный дым горящих дров поднимался из оловянной трубы у дальней стены. Рядом с дверью висел выцветший чилийский флаг.
Глинн раздал проводникам чаевые и толкнул дверь. За ним проследовала Бриттон. МакФарлэйн шёл последним. Он глубоко вдохнул вонючий холодный воздух, повторяя себе, что едва ли его здесь кто-нибудь опознает по старым делам Атакамы.
Внутри всё было так, как он и ожидал: покрытый рубцами стол, пузатая печь, офицер с тёмными глазами. Необходимость по доброй воле зайти в чилийский правительственный офис — даже в такой удалённый и провинциальный, как этот — заставляла его нервничать. Он бросил непроизвольный взгляд на ветхие листы разыскиваемых преступников, свисающих со стены на ржавых металлических прищепках. «Остынь», — сказал он себе.
У таможенника были бережно прилизанные назад волосы и безупречная униформа. Он улыбнулся вошедшим, обнажая золотые зубы.
— Пожалуйста, — сказал он по-испански. — Садитесь.
У него был мягкий, женственный голос. Мужчина прямо-таки излучал ауру благосостояния, которая казалась вопиюще неуместной на этом заброшенном аванпосте.
Из задней комнаты таможенного офиса голоса, которые громко о чём-то спорили, внезапно стали тише. МакФарлэйн подождал, пока усядутся Глинн и Бриттон, затем последовал их примеру, осторожно опускаясь в обшарпанное деревянное кресло. Пузатая печка потрескивала, испуская восхитительный жар.
— Por favor, — произнёс таможенник, подталкивая к ним кедровую коробку, наполненную сигаретами без фильтра.
Все отказались, кроме Глинна, который взял две. Он запихнул одну из них себе в рот, а вторую опустил в карман.
— Mas tarde, — сказал он с ухмылкой.
Мужчина склонился над столом и золотой зажигалкой дал Глинну прикурить. Тот глубоко вдохнул дым, затем наклонился, чтобы сплюнуть с языка налипшую щепотку табака. МакФарлэйн перевёл взгляд с него на Бриттон.
— Добро пожаловать в Чили, — сказал таможенник по-английски, нежно поиграв зажигалкой, прежде чем опустить её в карман пиджака. Затем снова переключился на испанский. — Конечно, вы с американского грузового судна «Рольвааг»?
— Да, — ответила Бриттон, тоже по-испански. С кажущейся небрежностью она вытащила из потрёпанного кожаного портфеля несколько бумаг и кипу паспортов.
— Ищете железо? — С улыбкой спросил мужчина.
Глинн кивнул.
— И вы думаете, вы найдёте железо на Isla Desolacion?
МакФарлэйну показалось, что его улыбка несёт на себе оттенок цинизма. Или подозрения?
— Конечно, — быстро ответил Глинн, заглушив влажный кашель. — У нас самое современное горнорудное оборудование и прекрасный грузовой корабль. Это в высшей степени профессиональная операция.
Выражение лёгкого изумления на лице таможенника показало, что он уже получил информацию о большой ржавой посудине, вставшей на якорь за пределами пролива. Он пододвинул бумаги к себе и небрежно просмотрел их.
— Процедура их рассмотрения займёт некоторое время, — сказал он. — Вероятно, нам придётся навестить ваше судно. Где капитан?
— Я — капитан «Рольваага», — сказала Бриттон.
При этих словах брови таможенника приподнялись. С задней комнаты таможенного офиса послышалось шарканье ног, и в дверь вошли ещё два чиновника. Подойдя к печке, они уселись на скамью сбоку от неё.
— Вы — капитан, — сказал чиновник.
— Si.
Таможенник хрюкнул, глянул в бумаги, небрежно их пролистал и ещё раз глянул на неё.
— А вы, сеньор? — Спросил он, переведя взгляд на МакФарлэйна.
За него ответил Глинн.
— Это доктор Видманштэттен, наш главный учёный. Он не говорит по-испански. А я — главный инженер, Эли Ишмаэль.
МакФарлэйн почувствовал, как на нём удержался взгляд чиновника.
— Видманштэттен, — медленно повторил тот, как будто пробуя имя на вкус.
Остальные два офицера тоже повернулись, чтобы на него посмотреть.
У МакФарлэйна стало сухо во рту. Его лицо не появлялось в чилийских газетах в течение по меньшей мере пяти лет. И в то время он носил бороду. «Беспокоиться не о чем», — повторил он себе. На висках появился пот.
Чилийцы с любопытством смотрели на него, будто почувствовав его волнение своего рода профессиональным шестым чувством.
— Не говорите по-испански? — Спросил его таможенник.
Глаза чиновника сузились, продолжая осматривать МакФарлэйна.
Наступила тишина. Затем, непроизвольно, МакФарлэйн выдал первое, что пришло ему в голову:
— Quiero una puta.
Чилийские официальные лица дружно рассмеялись.
— Достаточно хорошо говорит, — сказал мужчина, сидящий за столом.
МакФарлэйн откинулся в кресле и облизал губы, стараясь дышать медленно.
Глинн закашлял снова, зашёлся в ужасающем, мучительном кашле.
— Прошу прощения, — сказал он, вытаскивая из кармана очень грязный платок, вытирая подбородок и с жестокой дрожью размазывая жёлтую мокроту. Проделав эти действия, Глинн запихнул платок обратно в карман.
Таможенник бросил взгляд на платок, затем потёр друг о дружку свои нежные руки.
— Надеюсь, вы ничего не подхватили в нашем сыром климате.
— Ничего страшного, — сказал Глинн. МакФарлэйн глядел на него с растущей тревогой. У того были влажные и красные глаза; он выглядел больным.
Бриттон деликатно кашлянула в ладонь.