Два таможенника поднялись со скамейки и приблизились к нему, быстро бормоча и жестами указывая на портфель. Но команданте дал волю своему гневу:
— Мне стыдно находиться с вами в одной комнате. Вы продали бы родную мать.
Таможенник повернулся на своём сиденье и пристально посмотрел на него.
— Я думаю, вам лучше вернуться на корабль, команданте Валленар, — ледяным тоном проговорил он.
Мужчина в форме по очереди испепелил взором каждого, кто был в комнате. Затем, прямой и молчаливый, он обогнул стол и вышел за дверь, которая хлопнула на ветру.
— Что с ним? — Спросил Глинн.
— Вы должны простить команданте Валленара, — сказал таможенник, протягивая руки к другому ящику в столе и вытаскивая оттуда какие-то бумаги и официальную печать. Он окунул печать в чернила, затем быстро проставил штампы на бумагах, очевидно, стремясь побыстрее избавиться от посетителей. — Он идеалист в стране прагматиков. Но он ничего не значит. Не будет ни слухов, ни помех вашей работе. Даю в этом слово.
Он через стол подал им паспорта и бумаги.
Глинн взял их и повернулся, чтобы уйти, затем помедлил.
— Ещё одно. Мы наняли человека по имени Джон Паппап. Вы не знаете, где мы можем его найти?
— Паппап? — Чиновник, очевидно, сильно удивился. — Старик? Зачем?
— Нам сообщили, что он много знает об островах мыса Горн.
— Не представляю, кто вам мог такое сказать. К несчастью для вас, он откуда-то получил деньги несколько дней назад. А это значит лишь одно. Сначала я бы попытал счастья в Эль Пикороко. На Каллежон Барранка, — таможенник поднялся, блеснув золотой улыбкой. — Желаю вам удачных поисков железа на Isla Desolacion.
Покинув таможню, троица повернула вглубь острова и принялась взбираться на холм по направлению к Barrio de los Indios. Ступенчатая грязная дорога быстро уступила место смеси снежной и ледовой слякоти. Деревянные брёвна от размывов были выложены вдоль самодельного тротуара наподобие лестницы. Небольшие дома, что тянулись вдоль дороги, представляли собой группу лачуг, собранных из разнообразных деревяшек, их окружали деревянные ограды. Стайка детишек следовала за незнакомцами, хихикая и показывая пальцами. Осёл, везущий на себе огромный пук хвороста, проследовал мимо них вниз по склону, почти столкнув МакФарлэйна в лужу. Чертыхнувшись, тот сумел удержать равновесие.
— Какая часть этого милого спектакля была спланирована? — Негромко спросил он Глинна.
— Было спланировано всё, за исключением команданте Валленара. И вашего небольшого ляпа. Не отрепетировано, но прошло успешно.
— Успешно? Теперь они думают, что мы ведём незаконную выработку золота. Я бы назвал это катастрофой.
Глинн снисходительно улыбнулся.
— Быть лучше просто не могло. Если бы они хоть на секунду задумались, то в жизни бы не поверили, что американская компания могла послать на край света грузовой корабль, чтобы добывать там железо. Приступ ярости команданте Валленара пришёлся весьма кстати. Мне не пришлось лично вбивать эту мысль в их головы.
МакФарлэйн покачал головой.
— Только подумайте о слухах, которые пойдут.
— Слухи уже есть. То количество золота, которое мы им дали, заткнёт глотки до конца жизни. Теперь наши доблестные таможенники будут обезвреживать эти толки и отрежут связь острова с материком. Для такой работы они подходят намного лучше, чем мы. И у них имеется чертовски хороший стимул.
— А что насчёт команданте? — Спросила Бриттон. — Непохоже, что он действовует по программе.
— Не всем можно дать взятку. По счастью, у него нет ни власти, ни доверия. Офицеры флота, которые заканчивают свою карьеру в таких местах — это те, кого обвиняли в преступлениях или те, кто так или иначе себя опозорил. Таможенники очень хотят, чтобы он не путался под ногами. А значит, они, несомненно, заплатят командиру военно-морской базы. Мы дали этим чиновникам более чем достаточно, чтобы они могли действовать, — заметил Глинн и поджал губы. — Однако, об этом команданте Валленаре мы должны узнать несколько больше.
Когда склон стал более пологим, они перешагнули через ручеёк мыльной воды. Глинн спросил у прохожего дорогу, и они свернули в узкий переулок. Плотный полуденный туман опускался на деревню, и одновременно влажный воздух сильно холодал. Мёртвый, распухший мастиф лежал в сточной канаве. МакФарлэйн вдохнул запах рыбы и сырой земли, отметил непрочный плакат с рекламой фанты и местного пива, и неудержимо вернулся в прошлое, на пять лет назад. После двух неудачных попыток пробраться в Аргентину, груженные тектитами Атакамы, он и Нестор Масангкэй решили попытать счастья на границе с Боливией, неподалёку от городка Анкуаке; такого непохожего на этот посёлок внешне, но настолько близкого по духу.
Глинн остановился. В конце переулка перед ними стояло покосившееся, обитое красными досками здание. Синяя лампа мигала над надписью «El Picoroco. Cerveza mas fina». Из открытой двери под вывеской на улицу выплёскивался еле слышный ритм музыки «ранчера».
— Мне кажется, я начинаю понимать некоторые из ваших методов, — сказал МакФарлэйн. — Что там сказал таможенник насчёт того, что кто-то присылает Паппапу деньги? Не вы ли, случаем?
Глинн наклонил голову но ничего не сказал.
— Я думаю, мне лучше подождать здесь, — сказала Бриттон.
МакФарлэйн проследовал за Глинном в дверной проём, который привёл их в полутёмное помещение. Он увидел обшарпанную барную стойку из еловых досок, несколько деревянных столов, усыпанных крышками от бутылок, и английскую мишень для дротиков, на которой проволочные цифры почернели от смолы и сажи. Задымлённый воздух вызывал такое чувство, будто стоял там годами. Бармен выпрямился, когда они вошли внутрь, и громкость общих разговоров стихла, когда несколько важных шишек обернулись, чтобы посмотреть на вошедших.
Глинн добрался до стойки и заказал два пива. Бармен принёс его, тёплое, со стекающей пеной.
— Нам нужен сеньор Паппап, — сказал Глинн.
— Паппап? — Бармен расплылся в улыбке, показав им неполный ряд зубов. — Он в задней комнате.
Они проследовали за ним через вышитую бисером занавеску, в маленькое укромное местечко, в котором стоял небольшой столик, а на нём — пустая бутылка виски. Вытянувшись на скамейке, идущей вдоль стены, лежал тощий старик в неописуемо грязной одежде. Тонкие усики в стиле Фу-Манчу свисали с его верхней губы. Нитяная кепка, которая выглядела так, будто её сшили из кусков старых тряпок, соскользнула с головы на скамейку.
— Спит или пьян? — Спросил Глинн.
Бармен взорвался хохотом:
— И то, и другое.
— Когда он будет трезв?
Мужчина наклонился, пошарил у Паппапа по карманам и вытянул оттуда небольшую пачку грязных купюр. Он пересчитал их, а затем запихнул обратно.
— Он будет трезв в следующий вторник.
— Но его наняли на наш корабль.
Бармен снова засмеялся, ещё циничней.
Глинн на минуту задумался, или, по крайней мере, сделал вид.
— У нас приказ — мы должны доставить его на борт. Можно вам поручить нанять двоих ваших клиентов в помощь?
Бармен кивнул и вернулся к стойке, затем вернулся с двумя дородными мужиками. Несколько слов, передача денег — и те двое подняли Паппапа со скамейки и швырнули его руки себе на плечи. Голова старика качнулась вперёд. В их мощной хватке он выглядел лёгким и хрупким, словно сухой лист.
Когда они вышли на улицу, МакФарлэйн сделал глубокий, благодатный вдох. В воздухе стояла вонь, но даже она лучше спёртой духоты бара. Бриттон, которая стояла в тени у дальнего угла, вышла на свет. При виде Паппапа её глаза сузились.
— Пока особо не на что смотреть, — сказал Глинн. — Но он будет замечательным лоцманом. Он плавал на каноэ по водам островов мыса Горн пятьдесят лет; знает все течения, ветры, погоду, рифы и приливы.
Бриттон удивлённо подняла брови.
— Этот старик?
Глинн кивнул.
— Как я и сказал Ллойду вчера утром, он наполовину яган. Они изначально населяли острова мыса Горн. Фактически, он последний, кто знает язык, песни и легенды. Большую часть времени он проводит, кочуя на островах, питаясь моллюсками, растениями и корешками. Если бы его спросили, он, наверное, сказал бы, что острова мыса Горн — его собственность.