Выпрямляющее движение замедлилось, корабль снова остановился и затем тяжело осел в воду. С надстройки донеслось шипение воздуха, во все стороны летели струи брызг, и затем эсминец перевернулся, тяжело качнув в воздухе килем. Раздалось ещё шипение, погромче — смесь воды, пены и булькающего вокруг корпуса воздуха, и затем, с еле заметным водоворотом, корабль исчез в ледяной глубине. Второй, краткий взрыв пузырьков — а затем и те тоже исчезли, оставляя за собой чёрную воду.
Всё заняло меньше полутора минут.
Бриттон видела причудливую волну, бегущую на них, видела, как по мере продвижения та сглаживается и ослабляется.
— Держитесь, — пробормотал Глинн.
Кормой к волне, танкер резко поднялся, накренился и затем легко успокоился.
Бриттон освободила свою руку из руки Глинна и подняла к глазам бинокль, чувствуя холодную резину, прижавшуюся к глазницам. Она едва могла осознать, что эсминца больше нет. Ни человека, ни спасательного плота — ни даже подушки или бутылки — на поверхности не появилось ничего. «Алмиранте Рамирес» исчез бесследно.
Она проследила за взглядом Глинна, устремлённым на остров. Там, на краю ледового плато, стояли четыре тёмных пятнышка: мужчины в блеклой одежде, скрестившие руки над головой, держа кулаки вместе. Сигнальные ракеты одна за другой упали в море, каждая с еле слышным шипением. Снова стало темно.
Глинн поднял рацию.
— Операция завершена, — тихо сказал он. — Приготовьтесь к приёму катера.
Палмер Ллойд обнаружил, что временно потерял способность говорить. Он был настолько уверен в приближающейся смерти, что сама возможность просто стоять здесь, на мостике, и дышать, казалась ему чудом. Когда к нему вернулся дар речи, он повернулся к Глинну.
— Почему ты ничего мне не сказал?
— Вероятность успеха была слишком мала. Лично я не верил в то, что всё получится, — ответил тот, и его губы на мгновение дёрнулись в иронической улыбке. — План требовал везения.
Во внезапном физическом проявлении эмоций Ллойд наклонился вперёд и заключил Глинна в медвежьи объятия.
— Господи, — сказал он. — У меня такое чувство, будто я приговорённый, которому дали отсрочку приговора. Эли, есть на свете хоть что-нибудь, чего ты не можешь сделать?
Ллойд понял, что плачет. Ему было плевать.
— Ещё не всё завершено, — проговорил Глинн.
Ллойд просто ухмыльнулся от его ложной скромности.
Бриттон повернулась к Ховеллу.
— Мы набираем воду?
— Ничего такого, с чем не могут справится помпы, капитан. До тех пор, пока у нас остаётся аварийный генератор.
— И сколько это?
— Если отключить все, кроме жизненно важных систем, на дизеле — больше двадцати пяти часов.
— Блестяще! — Сказал Ллойд. — Просто замечательно. Мы починим двигатели и ляжем на обратный курс.
Он широко улыбнулся Глинну, затем Бриттон, и затем запнулся, не понимая, почему все такие мрачные.
— У нас что, проблема?
— Мы — МВ, господин Ллойд, — сказала Бриттон. — Течение выталкивает нас обратно в шторм.
— МВ?
— Мертвец в воде.
— Но до сих пор мы справлялись с погодой. Она же не может испортиться ещё больше. Или как?
На его вопрос никто не ответил.
— Состояние систем связи? — Спросила Бриттон Ховелла.
— Все дальнодействующие и спутниковые системы вышли из строя.
— Подавайте SOS. Свяжитесь с Южной Джорджией по шестнадцатому аварийному каналу.
Ллойд почувствовал внезапный холодок.
— Постойте, что там насчёт SOS?
И снова никто ему не ответил.
— Господин Ховелл, каковы повреждения двигателей? — Спросила Бриттон.
— Обе турбины невозможно починить, мэм, — ответил Ховелл, спустя мгновение.
— Приготовьтесь к возможной эвакуации с корабля.
Ллойд едва мог поверить своим ушам.
— Но, чёрт побери, о чём идёт речь? Корабль что, тонет?
Бриттон уставилась на него парой холодных зелёных глаз.
— Там, внизу — мой метеорит. Я не покину корабль, — не сдавался он.
— Никто не покидает корабль, господин Ллойд. Мы оставим судно лишь в самом крайнем случае. Отпускать спасательные лодки в такой шторм — вероятно, в любом случае самоубийство.
— Тогда, ради Бога, не надо преувеличивать. Мы можем справиться со штормом и добраться до Фольклендов на буксире. Всё не так уж плохо.
— У нас нет ни тяги, ни управления. Как только нас вынесет обратно в шторм, мы окажемся на ветру в восемьдесят узлов, среди волн в сотню футов высотой и в шестиузловом течении, и все они будут сообща сталкивать нас в одном направлении, к проливу Брансфильда. Это Антарктика, господин Ллойд. И всё — очень плохо.
Ллойд стоял в потрясении. Он уже чувствовал, как перекатывается корабль. Порыв холодного воздуха проник на мостик.
— Слушайте меня, — сказал он негромко. — Мне плевать, что вы должны делать, или как вы всё это сделаете, но — только посмейте потерять мой метеорит! Вы меня поняли?
Бриттон одарила его холодным, жёстким взором.
— Господин Ллойд, сейчас мне плевать на ваш метеорит. Единственная моя забота — корабль и команда. Вы меня поняли?
Ллойд повернулся к Глинну в поисках поддержки. Но Глинн оставался совершенно молчаливым и спокойным, с обычной маской бесстрастности на лице.
— Где мы можем отыскать буксир?
— Большая часть электроники вышла из строя, но мы пытаемся связаться с Южной Джорджией. Всё зависит от шторма.
Ллойд в нетерпении сделал шаг назад и повернулся к Глинну.
— А что там, в трюме?
— Гарза укрепляет сеть новой сваркой.
— И сколько времени займёт это?
Глинн не ответил. Ему и не требовалось отвечать: Ллойд тоже это чувствовал. Движение корабля становилось всё тяжелее — страшная, медленная качка, которой требовалось вечность, чтобы завершить период. И на вершине каждой волны «Рольвааг» кричал от боли; его глубокие стоны были наполовину звуком, наполовину вибрацией. То была мёртвая хватка метеорита.
Из радиокомнаты показался Ховелл и заговорил с Бриттон.
— Мы связались с Южной Джорджией, мэм, — сообщил он.
— Замечательно. Голосовую связь, пожалуйста.
Интерком мостика вернулся к жизни.
— Южная Джорджия — танкеру «Рольвааг», приём.
Голос был металлическим, слабым, и в нём Бриттон распознала акцент уроженца окрестностей Лондона, едва различимый в шуме помех.
Бриттон взяла передатчик и открыла канал.
— Южная Джорджия, у нас чрезвычайная ситуация. Корабль серьёзно повреждён и нет тяги, повторяю, нет тяги. Мы дрейфуем на юго-юго-восток со скоростью в девять узлов.
— Принято, «Рольвааг». Обозначьте своё местонахождение.
— Мы находимся на 61°15 12" южной широты и 60°5 33" западной долготы.
— Сообщите о характере своего груза. Балласт или нефть?
Глинн кинул на неё быстрый взгляд. Бриттон отключила передачу.
— С этого момента, — сказал Глинн. — Мы говорим правду. Нашу правду.
Бриттон снова включила передатчик.
— Южная Джорджия, корабль переделан в перевозчика руды. Мы полностью загружены, э-э-э, метеоритом, добытым на островах мыса Горн.
Наступила тишина, после чего голос сказал:
— Не уверен, что расслышал верно, «Рольвааг». Вы сказали, метеорит?
— Подтверждаю. Наш груз — метеорит весом в двадцать пять тысяч тонн.
— Метеорит весом в двадцать пять тысяч тонн, — безразличным тоном повторил голос. — «Рольвааг» сообщите, пожалуйста, пункт назначения.
Бриттон знала, что это — более мягкая формулировка вопроса "Что же, чёрт побери, вы здесь делаете?"
— Мы направляемся в Порт-Элизабет, Нью-Джерси.
Очередная пауза. Бриттон ждала ответа, внутренне кривясь от неловкости. Любой грамотный моряк сразу поймёт, что в этой истории что-то очень и очень неправильно. Вот они здесь, в двухстах милях от пролива Брансфильда, посереди жестокого шторма. И, однако, — это их первый сигнал о помощи.