Глинн внимательно осмотрел резервуар. Что действительно необходимо, так это укрепить цепи, непосредственно прилегающие к метеориту. Их конструкция позволяет сделать это в одиночку, используя моторный помощник, «конвой», прикреплённый к каждому узлу. Глинн удивился тому, что Гарза этого до сих пор не сделал.
Глинн быстро вскарабкался на главный узел и включил «конвой». Лампочка на нём загорелась — инструмент в полном порядке, ну ещё бы!
Корабль продолжал опускаться к подножию волны, давая ему возможность работать в тишине и спокойствии.
Глинн передвинул на машинке передний рычаг и с удовлетворением отметил, что большие цепи с резиновым покрытием снова натянулись, хотя до этого свисали свободно. Почему Гарза этого не сделал? Причина слишком ясна: он запаниковал. Глинн на мгновение почувствовал разочарование в своём доверенном управляющем по конструкциям. Это совсем не похоже на Гарзу; вообще не похоже! Столько их отвернулось от Глинна, но, по крайней мере, сам он не подвёл никого!
Цепи затянулись, и Глинн повернулся к Паппапу.
— Дай-ка мне вон ту коробку, — сказал Глинн, показывая на ящик с инструментами, оставленный командой Гарзы.
Корабль приподнялся, начал крениться; цепи натянулись. И затем, с резким треском, они ослабли. В тусклом свете Глинн внимательно в них всмотрелся. Теперь он видел, что, на самом-то деле, Гарза уже пытался сделать это. Рычаги помощника были ободраны, а четырёхдюймовая стальная головка храповика срезана напрочь. «Конвой» бесполезен.
«Рольвааг» начал подниматься. И затем Глинн услышал сверху голос. Вытянувшись из сети, он устремил взгляд к потолку.
Салли Бриттон шагнула из люка на помостки. Она держалась с тем же природным достоинством, который произвёл на него такое мощное впечатление в тот самый миг, когда он увидел её в первый раз, и она спускалась по залитым солнцем ступенькам. Казалось, то было годы и годы назад. Сердце Глинна неожиданно ёкнуло. Салли поменяла мнение: она остаётся с кораблём!
Бриттон была вынуждена остановиться на время длинного, натужного крена. Они смотрели друг на друга, пока метеорит дёргался в гнезде, а корабль визжал от боли. Когда это закончилось, она крикнула ещё раз:
— Эли! Корабль сейчас переломится!
Глинн почувствовал дикое разочарование; в конце концов, она осталась при своём мнении. Но она отвлекает его внимание. Глинн снова сконцентрировался на гнезде. Теперь ему стало очевидно: можно запереть камень, затянув болт на цепи у верхушки метеорита. А это значит, что придётся прорезать брезент. Простое действие, от него не требуется сверхъестественных усилий — всего-то затянуть вручную шестидюймовый болт. Глинн принялся карабкаться по ближайшей цепи.
— Эли, пожалуйста! Для нас оставили шлюпку. Бросай камень, пойдём со мной!
Глинн подтянулся повыше, за ним следовал Паппап с ящиком для инструментов. Глинн должен сконцентрироваться на самом важном и не отвлекаться на ненужные детали.
Достигнув верхушки метеорита, он с удивлением увидел в брезенте небольшой разрез. Болт под разрезом оказался незатянут, как он и ожидал. Когда «Рольвааг» принялся выбираться из ямы и крениться в очередной раз, Глинн приладил ключ к гайке, удерживая болт вторым ключом, и попытался её повернуть.
Ничто не шевельнулось. Он не понимал — просто не мог представить — под каким громадным, под каким ужасающим давлением находится болт.
— Держи вот этот ключ, — произнёс он.
Паппап повиновался, обхватывая стальной инструмент жилистыми руками.
Корабль продолжал крениться.
— Эли, давай вернёмся на мостик, — продолжала Бриттон. — Может быть, у нас ещё есть время на то, чтобы открыть люк. Может, мы ещё останемся в живых.
На какой-то миг Глинн бросил взгляд наверх, отрываясь от сражения с болтом. В её голосе не слышалось мольбы — иначе то была бы не Салли Бриттон! В её голосе Глинн слышал терпение, благоразумие и совершеннейшую убеждённость в своих словах. Что достойно сожаления.
— Салли, — сказал он. — Единственные, кто погибнет — те идиоты в спасательных шлюпках. Если ты останешься здесь, то выживешь.
— Я знаю корабль, Эли, — просто ответила она.
Стоя на коленях, согнувшись над верхним болтом, Глинн старался повернуть гайку. Кто-то явно пытался сделать это до него: на металле виднелись свежие отметины. Когда корабль накренился, он почувствовал, как метеорит сдвинулся, и схватился крепче, сомкнув ноги на звеньях цепи. Глинн старался как мог, но гайка не вращалась. Задыхаясь, он перехватил ключ поудобнее.
Корабль продолжал крениться.
Наверху, в темноте, Бриттон продолжала говорить, её голос звучал громче всех прочих звуков.
— Эли, я хотела бы с тобой поужинать. Я знаю о поэзии не слишком много, но всем, что знаю, могла бы с тобой поделиться. Я бы хотела поделиться с тобой всем.
Метеорит содрогнулся, и Глинн ухватился обеими руками, когда метеорит наклонился вместе с кораблём. Вокруг свисали канаты, пристёгнутые к пластинам, обрамляющим резервуар, и, чтобы не упасть, он быстро обвязал вокруг пояса один из них. И затем вернулся к ключу. Повернуть его на четверть оборота — вот и всё, что нужно. Теперь корабль двигался медленнее, и Глинн снова схватился за ручку ключа.
— И я могла бы полюбить тебя. Эли…
Глинн внезапно остановился и уставился на Бриттон. Она попыталась сказать что-то ещё, но её голос заглушил возросшие визги измученного металла, которые бешеным эхом отдавались в огромном помещении. Всё, что он видел — её фигурку на помостках, сверху. Из её золотых волос куда-то подевались заколки, и теперь они спокойно свисали с плеч, светясь даже в этом тусклом освещении.
Продолжая смотреть на неё, он отвлечённо осознал, что корабль всё не выравнивается. Глинн отвёл от Бриттон взгляд, переведя его сначала на болт, а затем на Паппапа. Старик ухмылялся, с его длинных тонких усиков капала вода. Глинн почувствовал прилив ярости на самого себя за то, что не может сконцентрироваться на проблеме, которая находится под самым его носом.
— Ключ! — Крикнул он Паппапу, стараясь перекричать вопли металла.
Корабль склонился очень далеко, звуки металла оглушали. Рукой, которую он бы предпочёл видеть твёрже, Глинн вытянул из кармана часы, чтобы ещё раз измерить крен; поднял вверх, но часы раскачивались взад-вперёд. Когда он попытался их остановить, часы выскользнули из пальцев и вдребезги разбились о боковую часть метеорита; Глинн увидел маленькие проблески золота и стекла, что рассыпались по красной поверхности и исчезали в глубине.
Казалось, «Рольвааг» внезапно, жёстко и стремительно заваливается на сторону. Или то лишь игра воображения? Конечно, так оно и есть: ничего из этого не может происходить на самом деле. В решение задачи вложили двойную избыточность, провели вычисления и перепроверили их, учли все возможные пути к провалу.
И тут Глинн почувствовал, как метеорит под ним пришёл в движение. Раздался рвущийся звук, когда брезент прорвался, а сеть распуталась. Неожиданно красный цвет метеорита заслонил собой всё поле зрения подобно тому, как вскрывается обширная рана. Камень прорывался сквозь мешанину канатов и кабелей, заклёпки выскакивали и рикошетом летели мимо. А корабль всё заваливался и заваливался на сторону, всё круче и круче. Глинн отчаянно карабкался, пытаясь развязать канат, затянутый на талии, но узел был настолько туг, он был таким тугим…
Раздался звук, который нельзя описать ничем, как будто под ним одновременно разверзлись вода и небо. Резервуар разорвался на части в ужасающем дожде искр, и метеорит укатился во тьму — неуклюжий монстр, похожий на целеустремлённого зверя — унося с собой и Глинна. В мгновение ока вокруг стало темно, он почувствовал поток холодного воздуха…
Тихое звяканье бокалов, приглушённые звуки голосов. Под вечер четверга на л'Амбруази стояла суматоха, и улица была запружена любителями искусств и богатыми парижанами. За фасадом неброского ресторана туманная осенняя луна элегантно мерцала над районом Марэ. Глинн улыбнулся Салли Бриттон, которая сидела напротив него на белом камчате.