Несомненно, А. М. Щастный, наблюдавший процесс борьбы моряков в защиту своих выборных органов, должен был сделать вывод о том, что матросы продолжают оставаться реальной политической силой.
Вопрос о войне обострился после того, как 18 февраля немцы перешли в наступление. 23 февраля состоялось заседание ЦК РСДРП(б), на котором было принято решение о заключении мира на немецких условиях. На следующий день в Гельсингфорсе состоялось пленарное заседание местного совдепа, гарнизонного солдатского комитета, местного флотского комитета и представителей судовых команд, на котором рассматривался вопрос о войне и мире. «Дыбенко в своей речи выражал протест против заключения мира, сепаратного, похабного, совершенно закабаляющего Россию на долгие годы в лапы хищнической Германии. Народ[ный] Ком[иссар] призывал всех присоединиться к протесту и напрячь все силы, создать революционные добровольческие отряды к отражению врага. “Или умрем с честью, или победим”, – сказал в конце своей речи Дыбенко»[178]. Выступавший вторым левый эсер матрос П. И. Шишко поддержал лозунг «ни мира, ни войны»: «Пусть немец идет куда хочет (то есть наступает, оккупируя территорию России. – К. Н.), революция на Западе спасет нас; но пусть наша социалистическая революция останется чистой и незапятнанной»[179]. Однако основная масса солдат и матросов выступила за немедленный мир. В резолюции, принятой 157 голосами против 18 при 30 воздержавшихся, говорилось: «Не являясь принципиальными сторонниками сепаратного мира, мы, при создавшейся обстановке политической и народно-хозяйственной жизни страны, считаем действия Совета Народных Комиссаров по направлению к заключению мира правильными»[180].
Однако немецкое наступление продолжалось. В этих условиях П. Е. Дыбенко во главе крупного отряда моряков-добровольцев отправляется на фронт. Кроме необходимости остановить немцев, для него было важным доказать собственную состоятельность, поддержать свой авторитет. 2–5 марта 1918 г. в боях к западу от Нарвы матросский отряд П. Е. Дыбенко потерпел поражение[181]. Это поражение было не только личным фиаско его предводителя (исключенного из партии большевиков 15 марта), но и сильнейшим ударом по идее революционной армии, построенной на началах добровольности и выборности командного состава. Руководство Советской России, прежде всего В. И. Ленин, повернуло на путь строительства более-менее традиционной регулярной армии, с назначаемым командным составом и с широким использованием военных специалистов[182]. Л. Д. Троцкий стал наркомом по военным делам (с 14 марта) и по морским делам (с 6 апреля), а в роли главного флотского военспеца при нем оказался контр-адмирал В. М. Альтфатер[183].
3 марта 1918 г. был подписан Брестский мир. IV Чрезвычайный съезд Советов ратифицировал договор 16 марта, германский император Вильгельм II сделал это 26 марта, после чего он окончательно вступил в силу. Этот «похабный» мир содержал 5-ю статью, в которой о флоте говорилось: «Свои военные суда Россия либо переведет в русские порты и оставит там до заключения всеобщего мира, либо немедленно разоружит… В Балтийском море и в подвластных России частях Черного моря немедленно должно начаться удаление минных заграждений… Для выработки более точных постановлений… будут созданы смешанные комиссии»[184].
Еще накануне подписания Брестского договора, 2 марта, Морской генеральный штаб дал военному отделу Центробалта директиву, которая предписывала перевести в Кронштадт по крайней мере линейные корабли и крейсера, подготовить к уничтожению все без исключения корабли, создать «надежную секретную организацию», которая могла бы уничтожить корабли в случае необходимости[185]. Через несколько дней Совкомбалт дал распоряжение о подготовке судов к уничтожению[186], а 1-й бригаде линкоров, включавшей новейшие корабли, – о выходе в Кронштадт утром 7 марта[187].
Заключение мира дало надежду на то, что российский флот останется в Финляндии (по меньшей мере, до весны). Тем не менее директиву МГШ от 2 марта никто не отменял. 6 марта на пленарном собрании судовых и ротных комитетов была принята резолюция поручить организацию эвакуации Совету комиссаров флота[188]. Однако, видимо, коллективное руководство не смогло решить стоящих перед флотом сложнейших задач. Первый эшелон кораблей (новейшие линкоры и три крейсера) вышли в Кронштадт 12 марта по распоряжению члена ВМК прапорщика по морской части Сергея Евгеньевича Сакса (1889 – после 1954)[189]. Переход был успешно завершен через 5 дней[190]. Заметим, что уход новейших кораблей рассматривался частью моряков как не слишком достойный поступок, обрекавший почти на верную гибель всех оставшихся. Распространилось неверие в возможность вывести малые корабли и подводные лодки. Об этом говорили 6 марта на пленарном собрании судовых и ротных комитетов[191].