С замирающим сердцем, Палинев оставил свой пост и побежал по круглому балкону, его шаги громко звенели по металлической решетке. Через три окна он нашел лучший обзор, и, к своему ужасу, увидел, что культисты и гвардейцы-предатели лезут из люков подулья, атакуя фланги валхалльцев. Ледяные воины сражались храбро, но удержать позиции у них не было никаких шансов. Палинев делал все что мог, чтобы помочь товарищам, отстреливая еретиков одного за другим, пока у него еще оставалось время.
Где-то внизу с грохотом обрушились ворота очистительного завода, и шум боя стал гораздо громче, гораздо ближе к Палиневу.
Враги заметили его. Осколочная граната перелетела через перила балкона и подкатилась к ногам Палинева. Он уже бежал, спасаясь от взрыва, вырвавшего часть стены. Балкон был изломан, частично остался без поддерживающих опор, дрожал и скрипел под ногами — и, когда Палинев добежал до последней уцелевшей лестницы, он увидел, что к нему поднимаются четыре культиста, узнаваемые по их черным плащам и богохульным татуировкам.
Он поднял оружие, но культисты были слишком быстры, и ему пришлось упасть на живот, чтобы избежать их лазерного огня. Палинев не привык к ближнему бою, не был приспособлен для него. За годы своей службы он оттачивал навыки скрытности и меткости. А здесь был наихудший его кошмар: враг, который видел его!
Вдруг секция решетки под ним загремела и скользнула вниз. Он лихорадочно откинул ее и полез вниз по опорным конструкциям. С высоты шести метров он спрыгнул на первый этаж, перекатившись, чтобы амортизировать удар. Культисты на качающемся балконе искали его, и он решил избавиться от них их же средством. Еретики увидели летящую гранату, и один из них попытался бежать, а трое других, видя, что это бесполезно, спрыгнули с балкона.
Палинев выстрелил, пока они летели вниз, и ранил одного из культистов, который приземлился явно неудачно — с хрустом костей. Потом граната взорвалась, и балкон рухнул, прихватив с собой и две стены. Палинев успел только упасть на колени и прикрыть голову руками, и его накрыла волна скрипа, треска и грохота.
Когда все закончилось, и последнее эхо затихло, Палинев поднял голову и увидел, что один из культистов выжил и наводит на него лазган. Палинев закрыл глаза, услышал знакомый треск лазерного выстрела, и подумал, что это, наверное, последнее, что он слышит в жизни.
Потом он снова открыл глаза и увидел, что культист лежит мертвым на полу.
Над трупом стоял Ледяной воин, имени которого Палинев не знал.
— Ты разведчик Палинев? — спросил солдат, и Палинев безучастно кивнул.
— У тебя что-то со связью, — сказал Ледяной воин. — С тобой пытаются связаться уже полчаса. Тебя ждет Штель.
ОНИ ПОСТРОИЛИСЬ рядом с «Термитом» — Штель и отделение выбранных им бойцов, девять солдат, которым он мог бы доверить свою жизнь, и, что более важно, успех этого задания.
Они стояли в молчании, опустив головы, сняв шапки и шлемы, и священник благословлял каждого из них, даруя им благословение Бога-Императора. Штель проклинал свое обостренное обоняние; приходилось напрягать всю силу воли, чтобы не закашляться от едкого дыма, струившегося из кадила святого человека.
Появление священника стало неожиданностью для них всех. Конечно, Штель знал, что Экклезиархия особенно заинтересована в успехе их задания, но это… Чтобы целое отделение освящали вот так, это было почти неслыханно. Однако ритуал принес редкое чувство спокойствия, внутреннего мира, несмотря на слышимые неподалеку выстрелы, взрывы, рев двигателей и крики умирающих — звуки не столь уж далекой войны. Штель был рад этому, ритуал словно оживил его.
Он заметил, что Пожар отнюдь не был воодушевлен. Молодой солдат пришел последним из всего отделения, разрываясь от желания рассказать, через что ему пришлось пройти, чтобы добраться сюда. Его тело было подобно сжатой пружине, руки дергались от желания поскорее закончить с этой церемонией, пойти в бой и убить кого-нибудь. Когда пришла очередь Блонского, он преисполнился гордости, и на его тонких губах появилась улыбка праведника. Михалев, напротив, был напряжен, сдержан и никак не отреагировал на благословение. Анакора, стоявшая рядом с ним, в ответ на прикосновение священника слегка вздрогнула, из ее опущенных глаз упала единственная слеза.
Церемония завершилась — и, в последний раз кивнув и улыбнувшись Штелю, священник удалился. Полковник глубоко вздохнул — мгновение мира кончилось, и пора было возвращаться к делам. Он кивнул сержанту, показывая, что время пришло — и Гавотский шагнул вперед, прочистил горло и обратился к солдатам.