В магазине я нашла словарь, купила школьные учебники и в свободное время начала изучать язык, тем более что время для поступления в техникум было неподходящее: учебный год уже начался.
Чаще всего меня называла „молодчиной“ старый врач Айшагу́ль.
Однажды мы одновременно с ней оказались на ночном дежурстве. Когда я помыла полы и убрала в палатах, она позвала меня в свой кабинет. Помню, она еще в день первого знакомства удивилась, услышав мою фамилию и имя. Кажется, даже переспросила. Сейчас она тоже стала расспрашивать, откуда я приехала в Нукус. Хоть лейтенант Ембергенов и просил меня быть посдержаннее, доктору Айшагуль я рассказала обо всем.
— А ты и в самом деле уже стала совсем наша, — сказала задумчиво доктор Айшагуль. — Ты замечаешь, как тебя любят больные? Трудиться для народа — это не только строить электростанции или рыть каналы. Бывают мелкие, казалось бы, дела, значение которых очень велико. А еще у нас, каракалпаков, есть пословица: „Если хочешь отблагодарить достойного сына своего народа, служи его народу; если хочешь отблагодарить народ, служи его достойному сыну“. Ты молодчина, что поняла это и ради благородного человека приехала на его родину, самоотверженно трудишься среди его народа…
Я действительно работала, не зная отдыха. Работа поглощала все мои силы и мысли, однако стоило мне вспомнить, что поиски, которые вел лейтенант Ембергенов, еще не увенчались успехом, на душе становилось тяжко.
После слов доктора Айшагуль я приободрилась, вроде бы и работать стало легче. В самом деле, я же не просто отбываю рабочий день, чтобы заработать на жизнь, — я помогаю людям, не считаясь со временем, люблю и жалею этих людей. И я в душе поблагодарила лейтенанта Ембергенова за свою работу.
В начале сентября доктор Айшагуль помогла мне поступить в техникум. Но работу в больнице я не оставила. По-прежнему я не знала, что такое усталость. В короткие свободные минуты читала книги, готовилась к занятиям. Правда, письма Елене Семеновне писала редко, но она аккуратно отвечала и не обижалась на меня.
Мне казалось, что так даже лучше — и работать, и учиться. Занятия в техникуме помогали мне лучше понять работу больницы, врачей. В то же время у меня с каждым днем становилось больше друзей. Я не забывала предупреждение лейтенанта Ембергенова, но самые близкие мои друзья знали всю правду. Как ни сочувствовали мне наши студенты, помочь никто из них не мог. Потеряв терпение, я как-то зашла к лейтенанту Ембергенову, хотя он обещал сам меня вызвать, если будут новости.
— Сестренка дорогая, нелегкое это дело, — сказал он, по обыкновению сдержанно. — Очень уж запутанный оказался узел. Но мне кажется, мы скоро сумеем его развязать. Я советовался с опытными людьми. Понимаешь, каракалпак, имеющий единственного ребенка, нет, вернее, потерявший его, всегда и всюду вспоминает имя этого ребенка — так уж у нас принято. Возможно, у того солдата, когда он уходил в армию, оставалась единственная дочь — Гульзар. Тоскуя по ней, он и назвал тебя ее именем. Могло быть и другое: у солдата оставалась в родном краю любимая девушка — Гульзар. Видишь, какого терпения требует это дело. Теперь мы ищем тех, у кого есть дочери с твоим именем, потом… Ну, да, в общем, что тут говорить, сама понимаешь. Одно тебе скажу: если человек этот жив, мы его непременно отыщем.
Слова „если жив“ снова болезненно отозвались в моем сердце. В самом деле, почему я так упорно отгоняю мысль о том, что он мог погибнуть, мой спаситель? Да просто потому, что это было бы слишком страшно!
Что я буду делать, если в самом деле погиб тот, кто сталкивался там, на фронте, со смертью каждый день, каждый час?..
Елена Семеновна меня щадила — мы с ней не говорили об этом. А мне мой спаситель представлялся таким сильным, таким отважным, что думалось, сама смерть отступила бы перед ним…
Но ведь лейтенант Ембергенов мог оказаться прав. Я зажмурилась — душа горела от нестерпимой боли.
Что делать? Что делать? Наверно, легче потерять жизнь, чем надежду, которая привела меня в Каракалпакию.
Тут мне вспомнились слова доктора Айшагуль: „Служи его народу, Гульзар!“
Мысль, что я все равно не теряю время понапрасну, что я служу родному народу моего названого отца, помогла мне собраться с силами. Лейтенант Ембергенов, кажется, даже не понял тогда, как глубоко меня взволновала случайно оброненная им фраза.
Шли месяцы, а поиски все не давали результатов.
За это время я научилась почти свободно разговаривать по-каракалпакски и в больнице совсем уже освоилась.
На втором году моей работы к нам положили старую женщину — тетю Хажа́р. Она болела долго, тяжело и была очень слаба. И я принимала ее — была тогда дежурной. Постелила ей постель, помогла улечься поудобнее. Сама не знаю отчего, но старушка эта сразу показалась мне необычайно близкой.