— Возможно… Но я, Дельвинус эн’Сандро, торжественно клянусь: пока моё сердце бьётся, тебе не сбежать из этих стен и уж тем более не съохотить новые души, — старец взмахнул рукой, и к Хризальтере устремился десяток пламенных стрел.
В Грондэнарке воины часто говорят: «продрал глаза — считай, везунчик». Заснуть вечным сном из-за мороза или размозжённой молотом головы может каждый. Только бывалый варвар всегда помнит: пробуждение не гарантирует долгой жизни…
Сознание Эрминии прояснилось, выплыло судёнышком над волной тупой боли. Северянка приоткрыла глаза. Правое веко, видимо, залипшее от крови, поднялось с опозданием. Однако взор по-прежнему пленяла чернота. Судя по сырой духоте, на голову был накинут мешок. Осторожная попытка пошевелиться — на руках и ногах сразу же обозначились тугие верёвки, а меж лопатками — тонкий столб: скорее всего, ножка стола. Кто бы ни пробрался в запертый дом, устраивать расправу не спешил. Крайне плохой знак для Грондэнарка, где пытать могли и ради забавы…
Эрминия поводила взором по темноте — справа, звездой на ночном небе, светлела крохотная дырочка. Подтянув грубую ткань губами, северянка смогла увидеть закованного в колодки Джона и связанную Лайлу. Головы обоих покрывало какое-то тряпьё.
Слева заскрипела лестница, и в тусклом свете факелов проплыл незнакомый силуэт.
— Твоя очередь, здоровяк… — обжёг слух колючий грондэнаркский язык.
Женская фигура в меховой броне приблизилась к следопыту.
— Он тебя не поймёт… — ответила Эрминия на языке ледяного королевства.
Незнакомка задумчиво хмыкнула и направилась прямиком к ней.
— Ты, стало быть, поймёшь? — сорвала она мешок с пленницы.
Жадно глотнув свежего воздуха, Эрминия подняла взгляд на темноволосую воительницу с двумя бордовыми ссадинами на лбу, припухшими губами и синяком на щеке.
— Вы, жалкая кучка пришлых, живы лишь потому, что у меня есть вопросы, — холодно сказала та. — Но начнёшь болтать не по делу — сразу прирежу. Ясно?
— Ага…
— Тогда для начала ответь: откуда такая, как ты, — пренебрежительный кивок на золотую косу, — знает язык севера?
— Я родилась здесь и провела в этих краях большую часть жизни.
— Вот как?.. — недоверчивость воительницы стала осязаемой, словно дым погребального костра. — И кто же я, по-твоему? — она вынула из-за пояса знакомый тесак. — Ошибка будет стоить тебе жизни…
— Женщины-воины — большая редкость… Как и собранные в хвост волосы с тремя косичками вдоль левого виска… Ты из клана «Сов».
— Хм… Ладно… Тогда держи второй вопрос. Я видела, что творится в поселении. Кто перебил это стадо двуногих кабанов?
— Они были мертвы до нас. Мы убили только одного. Он гниёт на втором этаже.
— Я надеялась сама выпотрошить эту вонючую падаль… Кто именно его убил?
— Я, — Эрминия не сводила глаз с воительницы. — И ты последуешь за ним, если я узнаю, что кто-нибудь из моих спутников мёртв.
— Убьёшь меня, будучи привязанной к столу? — впервые на губах той появилось что-то похожее на ухмылку.
— Нет. Я, Эрминия Белая Тигрица, вызываю тебя на поединок, где по праву пленницы у меня будут развязаны ноги и одна рука. «Совы» же ещё чтят традиции? Или тоже оскотинились?
Темноволосая сначала опешила, а потом насупилась, и впрямь став похожей на хмурую сову, пережидавшую метель на ветке сосны:
— Твой вызов услышан. И я, Кайлор Несразимая, с охотой принимаю его, — убрав тесак, она присела сбоку и принялась мучить пальцами путы на запястьях пленницы.
Неожиданно помещение погрузилось во тьму, будто все факелы накрыло бураном, но вокруг не было намёка даже на сквозняк.
— Что ещё за?.. — судя по шороху, «сова» встала.
— Не встревай, — по-эльтаронски произнесла Эрминия. Она поняла, что вампирша пережгла верёвки, освободилась и теперь намеревалась обезвредить вражину на своих условиях. — Верни как было и сама вернись. Тут дело чести.
— С кем ты разговариваешь? — с раздражением бросила Кайлор. — Ответила. Быстро!
— Я вообще-то молчала… — как ни в чём не бывало сказала Эрминия.
На факелах снова заплясал огонь, и темноволосая сразу же пробежала взглядом по остальным пленникам: все на своих местах — ничего подозрительного.
— Какого ляда это было?.. — мазанув взором факелы, она коснулась ссадин на лбу.
— Тебе башку отшибли, что ль? Развязывать меня собираешься или двинутой решила прикинуться?
— В трусости обвиняешь, Тигрица? — Кайлор опустилась на колено и, выхватив тесак, ловко перерезала все путы. — Да дерись хоть обеими руками. Один пёс, будешь подыхать немой… с дерзким языком во вспоротом брюхе.