Молодой ботаник, терзаемый своими сердечными кручинами, был все еще подавлен и уныл. Все замечали, что Макдуф относился к бедному молодому богатырю с особой сердечностью, и никого это, конечно, не удивляло. Знали, что профессор был старым другом его семьи, что он всегда принимал участие в судьбе Квоньяма, знали, наконец, и причины кислого настроения молодого ботаника. Макдуф, значит, интересовался им и как близким человеком, и как больным. Он даже начал лечить его, опасаясь, чтобы этим атлетическим организмом не овладела неврастения, возможная при таком состоянии духа. Он заставлял Квоньяма принимать какое-то питье, силясь успокоить его расшатанные нервы.
Первое время за столом было тихо и даже скучно. Макдуф сидел молчаливый, задумчивый, а другие тоже не решались пускаться в легкую и приятную беседу, щадя горе престарелого отца. Профессор вскоре это заметил и постарался оживить застольный кружок, что ему и удалось. Мало-помалу сотрапезники разговорились.
Но старого профессора явно снедало нетерпение. В самом деле, судно шло медленно, цель была еще далека, и корабль подвигался к ней черепашьим шагом. Он горько жаловался капитану Кимбаллу.
— Полноте, доктор, — урезонивал его капитан. — Вспомните, что мы окажемся на месте как раз в самое благоприятное время. Ведь сейчас август, следовательно, там, на дальнем юге, лютая зима. Допустим, что мы отплывем из Буэнос-Айреса в сентябре. Здесь начнется тогда осень, а ведь там наступит начало весны. Предположим, что поиски того места, где Мендез Лоа видел трупы, отнимут у нас месяц, полтора, даже два. Как вы можете заметить, я нарочно называю длинные сроки, учитывая всяческие неудачи и препятствия. Значит, мы прибудем на место в ноябре, то есть летом, в самое подходящее время для плавания по полярному морю. Скажем, несколько недель у нас затем уйдет на выемку замерзших тел, их перевозку и доставку на судно. Следовательно, в обратный путь мы тронемся летом же и успеем выбраться из полярных льдов заблаговременно, к началу осени. Все наше плавание состоится в самое удачное время года.
Рассуждения молодого капитана были совершенно основательны и успокаивали нетерпение старика Макдуфа.
Однажды вечером их беседа, как это случается между образованными людьми, коснулась разных философских вопросов из области общего мировоззрения. Старый профессор был суровым и решительным сторонником материализма, моряк же был пантеистом. И вот, в то время как все кругом на судне успокоилось и наступила прелестная и тихая тропическая ночь, они стали горячо обмениваться своими взглядами относительно происхождения мира и жизни в нем.
Профессор энергично отстаивал воззрения Геккеля и Бюхнера, а капитан Кимбалл противопоставлял им идеи великих мыслителей и поэтов, Клода Бернара и Виктора Гюго. Макдуф выставлял в качестве доводов все новейшие научные открытия, ссылаясь в том числе и на собственные работы. Он уже брал верх над своим молодым собеседником, когда тот, что называется, прижатый к стене, выдвинул последний и решительный аргумент.
— Ну хорошо, — сказал он, поднимая голову к небу, усеянному яркими звездами тропического пояса, — допустим, что истина на стороне материализма. Я готов принять монеру[1], из которой зародилась вся вселенная, хотя мне и трудно вполне это понять и усвоить. И все же ваша наука ни сегодня, ни завтра, ни через тысячу лет, да и вообще никогда не создаст жизни! Тут тайна, тут граница человеческого ума, знания, творчества, через которую человеку не дано переступить.
Возражать на это, казалось, было нечего. Но вдруг старый ученый положил свою сухую руку на плечо капитана и, глядя на него с каким-то горделивым сожалением, снова произнес свою загадочную фразу:
— Кто знает?..
Он словно хотел еще что-то прибавить, что-то пояснить, но сдержался, как и раньше всегда сдерживался при этих необъяснимых словах. Быстро попрощавшись с капитаном, профессор ушел к себе.
IX
УЧИТЕЛЬ И УЧЕНИК
Прошло не больше трех дней с начала путешествия, как на «Эмме Пауэлл» установился твердый и неизменный порядок. Каждый из участников экспедиции вполне освоился с кругом своих обязанностей. Офицеры и матросы управляли ходом судна с машинной аккуратностью. Молодые ученые упражнялись в разных мелких работах и наблюдениях, чтобы привыкнуть к ним и вести их с такой же машинной точностью. Паттен созерцал звезды, Гардинер ловил рыб и тех мелких тварей, что ходят целыми массами в воде океана и составляют так называемый «планктон», служащий обычным пастбищем для китов, кашалотов и других крупных обитателей водной стихии.
1
Монера — у немецкого естествоиспытателя и философа Э. Ф. Геккеля (1834–1919) простейший одноклеточный организм без ядра (