Да, верно. Они никто, он даже не знает их имен, действуют на свой страх и риск и сами решают свои проблемы. Идеальный вариант, который не может предложить никто другой. Если что, это будет одноразовая услуга.
Риски?.. На первый взгляд никаких, о чем он уже размышлял. Выгоды…
– Еще одна просьба. Архивы. Нужно, на всякий случай, пройтись по архивам, вычеркнув нас из всех дел. Ваш предшественник провел чистку, но вдруг… Мы, конечно «умерли» и сактированы, но могли случайно остаться какие-нибудь фотографии или отпечатки пальцев. Которых, лучше, чтобы не было. Если мы начинаем сотрудничество, нужно стереть любые следы.
Никита Сергеевич приподнял бровь.
– Архивы? Тогда за… архивы.
Замолчал, подыскивая слова.
– Политическая ситуация такая, что наши враги, в том числе там, за рубежом, ищут способы скомпрометировать наш строй и руководство, в том числе, меня. Они ищут и будут находить отщепенцев, которые готовы за жалкие подачки дать им подобную информацию, вернее, напридумывать черт знает что, очерняя заслуженных людей, чего допустить нельзя.
Никита Сергеевич возбудился, кажется, сам начиная верить тому, что говорил.
– Мы не можем ставить под удар наш строй, наш народ, нашу идеологию. Мы должны заткнуть рты скрытым врагам, которые будут лить грязь на мельницу капиталистов. Как вы сказали – нельзя жалеть одного предателя, рискуя жизнями многих? Это очень правильная формулировка. Кто не с нами, кто не идет в ногу со всеми, тот против нас, тот – враг который заслуживает…
– Фамилии и адреса.
– Что?.. – Никита Сергеевич осекся, Он привык чтобы его слушали и ему рукоплескали. Ему нравилось говорить и нравилось, что ему внимают. Его возбуждало собственное красноречие и восторг толпы. А этот…
– Мне нужны фамилии и адреса. Может быть, еще фотографии.
– Но вы понимаете, что это не прихоть, что мы не можем допустить очернения нашего…
– Я все понимаю. И все сделаю. Согласно нашей с вами договоренности.
Никита Сергеевич как-то сник и потерялся в кресле.
– Мне что, их написать?
– Нет, ничего писать не надо, достаточно словесно. Зачем нам плодить лишние бумаги.
На слове «нам» Никита Сергеевич дернулся. «Нам»…, он что, равняет себя и его. Первого Секретаря и какого-то без роду и племени проходимца. Наглец! И сволочь, явная сволочь… Но… возможно, очень полезная сволочь. С которой, с ним, можно будет после… Обязательно… А пока – ладно…
Никита Сергеевич снова развалился в кресле, хотя вышло это не очень убедительно. Он решился. Пусть… С чего-то надо начинать, чтобы закрыть этот вопрос. Потому что враги могут выкопать и вцепиться, компрометируя его не как человека, но как Первого Секретаря, как Руководителя Государства, чего допустить нельзя!
Глава 9
– Считаешь это нормально?
– Что?
– То самое – Хрущ заказывает, а мы как… как на скотобойне. В крови по локоть по его прихоти.
– А на фронте вы на передовой цветочки собирали? – усмехнулся Петр Семенович, – Или носочки вязали?
– Фронт это другое, – рубанул кулаком воздух Кавторанг, – Там все понятно, там, впереди, враг, которого нужно убить, потому что никто его не приглашал, а он вломился. В мой дом. Там никаких сомнений – я их, вот этими самыми руками, как клопов давил и теперь готов.
– А Абвера, если бы он тогда тебе попался? Он же, вроде, при них был.
Кавторанг на мгновенье задумался, потом мотнул головой.
– И его!.. На фронте некогда разбираться, если не хочешь пулю схлопотать. Кто вперед успел, тот и прав! Абвера тоже силком никто к фрицам не тащил.
– Тащили, – тихо сказал Абвер, – Наши тащили, СМЕРШ. Пинками гнали.
– И ты, там, у фрицев своих!..
– И такое было, когда проверочки проходил. Потому что должен был в доверие войти, а это только через кровь. Не дураки немцы были, словам не верили. И резал. И стрелял.
– Своих!.. – пробормотал Кавторанг, – А может ты тому рад был, что выслужился, а как война повернулась, прозрел. Чужая душа – потемки.
Абвер резко рванулся к Кавторангу.
– Зря ты это, у каждого своя работа на войне, – сказал, встав меж ними Партизан, – Та, что у Абвера, была не из самых приятных – когда ты всем враг и всем предатель, и кто тебя первым к стенке прислонит, свои или чужие, неизвестно. Жизнь иногда так поворачивается… Честно говоря, я, когда уж совсем с голодухи загибался, думал не выползти ли к немцам… Да – думал! – почти крикнул Партизан, – Потому что когда желудок наизнанку выворачивается, когда кровью харкаешь, а в сапоге у тебя черви шевелятся, твое гнилое мясо жрут, ты на все готов пойти. Допускал, не хочу врать. Тебе, Кавторанг, этого не понять, ты был среди своих и за одного себя решения принимать не мог. Тебя военный Трибунал от дурных мыслей оберегал. А я и Абвер только за себя отвечали.